Роберто Котронео - Отранто

На шестой вопрос, не знает ли он сам, и не слышал ли от других о появлении каких-либо необыкновенных знаков, которые можно было бы расценить как знаки Божий, данные в знак избранности убиенных, дл я того, чтобы причислить их к мученикам, свидетель ответил, что от многих достойных доверия людей слышал, что над местом казни, где трупы убиенных лежали тридцать месяцев до освобождения города, появляются огни. И такие же огни зажигаются над архиепископской церковью, куда останки мучеников были перенесены герцогом Калабрийским после освобождения им Отранто. И свидетель добавил, что чудесен и тот знак, что, оставаясь тридцать дней без погребения, тела сохранились, не издавали дурного шпаха, и их не тронули ни волки, ни собаки, ни черви, ни птицы, и поэтому светлейший герцог Калабрии распорядился перенести их в идрунтинскую церковь, а многих из них с почестями, как святых, в закрытых ящиках перевезти в Неаполь. Все, о чем сообщил свидетель, он видел собственными глазами и слышал собственными ушами».

Почему Антонио Ладзаретта отправился до самой Лейды, на север Европы, чтобы получить эти свидетельские показания? Кто его послал? И почему эти листочки с латинским текстом не вернулись в Отранто? Никто теперь не может сказать, что случилось. Может, Ладзаретта умер в Голландии сразу по прибытии, и его миссия не удалась. Может, произошло еще что-нибудь. Но зачем, все-таки, ехать в такую даль ради показаний какого-то Джованни Леондарио, отбывшего в неизвестном направлении столько лет назад? Наверное, такие вопросы бессмысленны. Эта история уходила корнями слишком глубоко, чтобы меня заинтересовать. Я знала, что было следствие, и что подобным образом допрашивали многих. И все они говорили приблизительно одно и то же: о жертве, об огнях, о том, что тела оставались нетленными. Но все другие свидетели, освободившись из плена, жили в Отранто. Один только Джованни Леондарио сел на корабль, плывущий в Испанию, а оттуда добрался до самой Лейды, высадившись в Нордвике. Он снился мне во сне. Он спрыгивал на пляж с крохотной шлюпки, босой, в лохмотьях. Я не умею пересказать, что на самом деле происходило в этом сне, но теперь, в Отранто, сон стал возвращаться чаще.

Мне казалось, что на мои вопросы вряд ли имелись ясные ответы: год 1539 был очень далеко, списки населения, церковные регистры о крещении младенцев перечисляли всего лишь ни о чем не говорящие имена, хотя имена эти доходили до первых лет нашего века. У Джованни Леондарио было тринадцать детей, и многие из них умерли в младенчестве. Не знаю, откуда у нее были эти сведения, но моя бабушка говорила мне, что в живых остались только семеро. И лишь один из них отправился в море и не вернулся. Может, он пытался вернуться сюда, и мне почему-то приятно думать, что он сгинул именно в этом море. Если бы у светловолосого доктора была охота выслушать эту историю и, тем более, в нее поверить, он мог бы возразить, что во всем этом несомненно только одно. В письме, датированном 4 октября 1903 года, дед моей матери, богатый амстердамский коммерсант драгоценных камней, интересовался, существуют ли в готической церкви Сан-Пьетро в Лейде документы о регистрации браков за последнее десятилетие XV века. История Джованни Леондарио начинается там и доходит до моей бабушки. Поколение за поколением, без особых скандалов или сюрпризов. Выходит, что даже по именам церковных регистров все можно довольно точно восстановить.

С этого момента название Отранто по праву вошло в обиход семьи моей матери и обрело магический смысл. Достаточно было лишь произнести его, и прадед тут же восклицал: «Вот построим корабль и поплывем!». Теперь все это выглядит старой забавной историей. Что же такое помнил Джованни Леондарио о том, что случилось 12 августа 1480 года, и почему он окончил свои странствия именно в Лейде? Епископ Отранто знал, где он находится, и велел его разыскать. Его свидетельство было очень важно, гораздо важнее, чем это следует из листков протокола, хранящегося в церковной книге. Антонио Ладзаретта пересек Европу, чтобы узнать причину начавшихся в Отранто чудес, но назад не вернулся. В Лейде он встретил всего лишь старика, у которого не было никакой охоты об этом говорить. Усталого старика с онемевшими руками и слабостью в ногах. В Голландии он разбогател, может быть, ему удалось попутешествовать. Но больше он не вернулся ни сюда, ни в Константинополь. Каким взглядом встретил он ревностного слугу Церкви, который пытался заставить его вспомнить что-то такое, что он прятал в глубинах памяти даже от себя самого? Какими глазами поглядел он на монаха, готового записать все, словно он был нотариусом чудес? Скорее всего, сказал он мало. Если бы Джованни Леондарио набрался мужества и сказал все, я бы сегодня не бродила, как неприкаянная, среди этих стен и бастионов.