Наталия Лойко - Обжалованию подлежит

— Спасибо вам!

— Спасибо вашему гостю!

Зоя к себе посетителей на ждала, чужих гостей окидывала насупленным взглядом. Обнаружив на тумбочке любовно отобранную пахучую упругую гроздь, она с плохо сдерживаемой обидой — не на дарительницу, на весь белый свет — переложила цветы на койку Оксаны.

— Стась, а если нам отправиться в сад? Ничего, что стрижка-брижка не успела просохнуть? Там же тепло.

— Набросьте косынку, — снова вклинилась Ангелина Самсоновна, доставая из тумбочки нечто плотное, но шелковистое. — Еще подхватите простуду под самый ваш день. — Тоже сунулась, старая, с понедельником.

— Можно и повязаться, коли будет к лицу, — пошутила Оксана. — Ладно, сойдет. — Накрыла голову, скомандовала: — Шагом марш на природу!

В саду было людно, однако голубеющая поодаль скамейка, как и следовало ожидать, оказалась пустой. Оксана знала: негласная владычица данной скамьи третий день пребывает в послеоперационной палате. По слухам, живо подхваченным на этаже, ее паренек, ее преданный рыцарь ухитрился выдать себя за брата больной и получил разрешение побыть с полчаса у ее изголовья. Облачаясь в хрустящий халат с завязками на спине, прослушал инструкцию, как себя вести, заверил: не подкачаю! Юноша — всплыло и это — имел дело у себя на заводе с небольшими, но весьма ответственными деталями. Отсюда навык к тонкой точной работе. Чуткие пальцы легко и нежно касались девичьего пересохшего рта. Пи-ить! Пить! После длительного наркоза неизбежна сильная жажда, но и единый глоток воды может стать роковым. Разрешается время от времени освежать полуоткрытые бескровные губы ваткой, напитанной кипяченой водой.

Разудалая Лидочка со смешной фамилией Лоповок, успевшая отлежать свое в послеоперационной палате и истомленная ожиданием выписки, не удержалась, влезла в послеоперационную, откуда ее немедля турнули, что не помешало ей взахлеб делиться с кем только не лень собственным гениальным открытием:

— Высокие чувства способны начисто изменить человека, истинный бог! Не верите? Не успел склониться над ней, как весь насквозь засветился, — ну прямо артист! Его красавица под операцию переплела одну косищу на две — хлипкие получились косицы. Концы их перехватила обрезками марлевого бинта. Ее дружок в виде заботы отвел эти хвостики от лица. Еле касался, будто каждый их волосок нежней паутинки. Она, такая вся бледная, ловит потресканными губами мокрую ватку, не разбирая, чья над нею рука. Муторно ей, туманно — мне ли не знать! Тем более интересуюсь. Стою не дышу, скоро, думаю, опознает его. Всего бы тютельку понаблюдать, да подвалила сестра-бюрократка и в коридор меня, как щенка.

Подведя Стася к пустующей заветной скамье, Оксана не умолчала о негласных ее обладателях, о том, как преданно вел и ведет себя «Ромео с велосипедом». Недавнее прибежище примечательной пары, его зеленое окружение — кусты боярышника, молоденький вяз — все вместе свято хранило возникший здесь микроклимат, настраивало на не свойственный больничному климату лад. Процитировала Ангелину Самсоновну — не ее, а Шекспира — насчет повести, что печальнее всех.

— Может статься, их минует печаль, — раздумчиво произнес Станислав. — Она обязана выжить. Ради него.

— И вы с тем же!

— С чем? — Снял очки, протер их смявшимся в дороге платком. Оксана мельком проверила, симметрично ли расположилась на ее стриженой голове шелковая косынка.

— Повторяете за нашей интеллигенцией. Ну, которая подсказала насчет кувшина. Она не только превзошла все науки, она знает наизусть тьму стихов. Не человек — ходячая библиотека. Верней сказать, полулежачая. От опухоли она здесь отделалась. Надолго ли, не мне ворожить. За что ручаюсь — протяни она до ста лет, склероз ее обойдет. Память завидная. Ко всему подберет научный пример. Сидим мы с ней вчера у фонтана, говорим про воздействие душевного состояния на больной организм — она мигом подкидывает примеры из древности. Вот слушайте! Когда-то там, во времена седой старины — так она выразилась, — в Салерно, где-то в Италии, была основана первая в Европе медицинская школа. Сказать их девиз? — Оксана откинулась на голубую спинку скамьи и отчеканила: — «Доброе настроение — это единственный врач, который еще способен прийти на помощь, после того как с недугом не справилась медицина».

— Настроение! Воля к жизни! Проверено в Отечественную войну.

— Не только в войну. — Пришлось потесниться, дать место двоим. Подсели костлявый истощенный мужчина в казенном халате и чистенький юноша в свитерке — скорее всего сын. — Эх, Стась! Если бы все зависело только от настроения, лечили бы запросто увеселительными таблетками.