Наталия Лойко - Обжалованию подлежит

— Кого — его?

— Мастерица прикидываться. Одолеть того, кто на втором месте по смертности. Первое место за сердечнососудистыми, за них давно уж взялись. С туберкулезом, коли не врут, медицина справляется за милую душу. Представляю, сколько живых тварей поизвели, в микроскопы все зрение проглядели.

— Я их тоже видела — палочки Коха.

— Смотри, как муж тебя старательно образовывал. — Потянула Оксану за локоть, прошлась ладонью по лакированной сумке. — Думаешь, мой меня нет? Еще как приохочивал к чтению. Сам все больше насчет путешествий да приключений, а мне про чувства подай! Чтобы побольше безответной любви да чахоточного румянца. Умели люди переживать! — Настины карие с искорками глаза восторженно округлились, но тут же и затуманились. — Пр-ропади он пр-ропадом, чертов туберкулез, р-родную бабку мою загубил. Если точно, не от чувств померла. От тяжкой жизни и кровохаркания.

— Да… Когда-то он без пощады косил. У Петра на семинаре шел разговор о первых советских тубдиспансерах, студентам продемонстрировали плакат. — Посторонилась, пропуская бредущего навстречу мужчину с букетиком поникших фиалок. — Плакат о туберкулезе: рисунок плюс подпись в стихах. Слушай, запоминай: «Как много царств и поколений, и вдохновенного труда, и гениальных откровений похоронил он навсегда».

— Было, — посерьезнела Настя. — Много чего было, да сплыло.

Дошли до шумной городской магистрали, мысли о посещении магазинов успели отпасть. Оксана взмолилась:

— Домой!

— Ни в коем р-разе.

— Устала я… Да и ты с ночного дежурства.

— Успеется, отосплюсь. Смена впечатлений, научно доказано, лучший вид отдыха.

— Я таких впечатлений хлебнула…

— А мы их заслоним! Прямо в музей. В Военно-мор-рской. Чистота, красота. — Взыскательно оглядела Оксану. — В расхристанном виде туда негоже являться. Неуважение к корабельным порядкам.

— Что во мне неладного? Где?

— Психанула по милости великого консультанта. На жакетке ни одна пуговка с петлей не сошлась. Стой на месте. Перестегну.

Стрелка Васильевского острова, Дворцовый мост. Светлое строгое здание похоже на храм, на Дворец искусств. Трудно поверить, что возводили его для торговых целей, для коммерческих сделок. Странные были понятия в начале прошлого века. Нынешний век иной — народная власть превратила прекрасное сооружение в Военно-морской музей. На подходе к нему, как бы в предвидении дальнейшей судьбы, издавна высятся две высоченные колонны. Настя пояснила:

— Р-ростральные. Украшены рострами — отпиленными носами побежденных вражеских кор-раблей. Ростры! Ростральные! Они исторические, — добавила она — в День Победы пламенели в поддержку салютов. Не сказать что сами горели, но на обеих верхушках что-то металось, пылало. Вроде как Вечный огонь.

У подножий колонн разместились большие аллегорические фигуры. Одна из них, изображающая не то Волгу, не то Неву, возымела на Оксану нежданное действие. Тугое сплетение мастерски вылепленных волос напомнило живые умилительные кудряшки, выглядывающие из-под шапочки приветливой медсестры, подсказавшей, где и когда увидеть Полунина. Оксана поспешила одернуть себя: не думать! переключиться! Перевела внимание на здание-храм. Бывают же творения рук человеческих, способные все горести заглушить!

Медленно одолевали широкую парадную лестницу, ведущую к главному входу, что темнел за шеренгой стройных гладких колонн. Стены биржи цвета зеленоватой воды искусно оттеняли белизну колоннады. В старину, наверное, полагалось именно биржам придавать особо торжественный вид. Внутри музея ошеломили потоки света, ощущение простора — да, уж не больничная теснота! Полукруглый свод казался необозримым, безбрежным. Невольно поддашься фантазии — этот сквозной высокий шатер где-то там, в атмосфере, подступает к своду небесному. Понятие «свод небесный», по разъяснению Станислава, противоречит здравому смыслу. А жаль…

Настя, как всегда, деловита.

— Приступаем к осмотру.

Оксана, поежившись от слова осмотр , поплелась от модели линейного корабля к макету авианосца. На стене картина морского боя, в простенке бюст — не разобрала чей. Далее в позолоченной раме портрет адмирала — кто нарисован, пропустила мимо ушей. Ворох знамен, отбитых у неприятеля, под стеклом ленточки, ордена… Как ни силишься сосредоточиться на экспонатах, мысли мечутся между музейным великолепием и скорбным домом о трех этажах.

— Скажи прямо: не интересно?