Евгний Куренной - Охота на тайменя

— Буханки четыре, не меньше. Послезавтра вернемся.

— Вы вон чего, рыбаки, — подступился с наставленьем дед. — Перво «мышей» себе смастерите. Не знаю, как на блесну, а на «мыша» должон брать ночью. Только не ленитесь, не спите.

Дед сходил в амбар и принес мятую, завалящую беличью шкурку. Разрезал её по брюшку, расправил, разгладил, подал мне:

— Вот, как раз подойдет. Бравые получатся «мыши»… А я когда-то из соболя делал, из неходового, конечно. Это уж — лучше некуда. И мягонькая, и держится долго, не облазит.

Совету деда мы вняли и немедля засели мастерить хитрые обманки на ленка и тайменя. Для этого у Кешки нашёлся подходящий, очень податливый к обработке материал — пенопласт. Я вырезал из него овальную заготовку величиной с обыкновенную мышь, проткнул её по длине и продернул в отверстие не толстую, но крепкую, чуть сталистую проволоку, на концах сделал надёжные петли. Потом утяжелил обманку свинцом, чтобы при забросе далеко летела, плотно обшил клочком беличьей тёмной шкурки, прицепил два надёжных якоря — один хвостовой, другой с «головы», у карабинчика, — и «мышь» готова. У Кешки работы было побольше — он делал не одну, а пять «мышей» для своей необычной, в этих местах пока ещё мало кому известной, всего несколькими рыбаками освоенной снасти, и я, чтобы ускорить сборы, принялся ему помогать. Но дело Кешка упростил: его обманки мы снабдили не двумя, как для спиннинга, а одним якорем среднего размера и шкуркой их обтягивать не стали — только подчернили сажей.

— Для моих «санок» сгодятся и такие, без шерсти, — уверенно сказал Кешка. — А можно и вовсе простые, кручёные из берёсты. Лишь бы воду буруздили. Тайменю — какая разница? Он же ночью всё одно не видит чё там плывет, в шкурке оно или нет. Ему — лишь бы след был на воде, туда он и кидается, хватает с лета. Ловил ночью? Ну вот, сам знаешь не хуже меня.

Что такое Кешкины премудрые «санки», или, как их ещё называют, «кораблик», — объяснять пока не стану: скоро увидим эту снасть на реке, в работе, тогда и оценим, на что она способна.

Сразу после полудня мы наладились плыть. Унесли к лодке мотор «Москва-3», запасной бачок бензина, рюкзак со снастями и необходимым снаряжением, куль с продуктами да походной посудой, одностволку тридцать второго калибра — на тот случай, если подсечём крупного тайменя и придётся усмирять его в воде, на мели. Дед проводил нас до реки. Придирчиво глядел, как мы укладываемся, навешиваем мотор. Напутствовал Кешку:

— Мотор береги, не побей по камням на перекатах.

— Ну как же, счас побью. Без твоего совету в один момент порешу. Вроде как первый раз плыву.

— На большие плёса валите. Там рыба есть. Хоть маленько, да поймаете.

— Видно будет, — безразлично сказал Кешка. — Куда захотим, туда и сплывём… Ну всё, давай отчаливать, а то дедовы проповеди не переслушаешь.

Он отвёл корму от берега, занял своё место у мотора. Я встал в середине посудины, оттолкнулся шестом, и сразу же нас подхватило течение. На глубине Кешка запустил мотор, вырулил на стрежень, и лёгкая, из тонких и узких еловых досок на крепких подпругах скроенная лодка, привздёрнув острый нос, понеслась по течению. Дед Багров постоял ещё немного на пустынной косе, глядя нам вслед, и медленно пошёл прочь от реки.

Мелкий прибрежный топольник и тальники закрыли деревню. За поскотиной река ударилась в черную скалу, круто повернула влево, затем обогнула увал и вырвалась, на приволье, в луга. Выше лугов то с одной, то с другой стороны долины, на пологих подлёсных склонах открывались зелёные клинья и полосы полей, но вскоре, они кончились, и Менза, причудливо выгибаясь, местами чуть ли не поворачивая вспять, побежала меж горами, сквозь необжитую, глухую тайгу.

Прошли первый порог. Лодку Кешка провёл мастерски, играючи — нигде даже не чиркнул о камень бортом — и остался собой очень доволен: он сидел на корме вполоборота, правая рука — на рычаге руля и регуляторе газа, держался гордо, уверенно, подставляя встречному ветру буйную шевелюру и крепкую загорелую грудь — на голом теле синяя рубаха нараспашку. За порогом сразу отвалился, отстал от нас гул воды, и впереди, как бы приглашая задержаться, остановить взгляд на его спокойной глади, вольно разлился длинный светлый плёс.

— Гляди, таймень! — вдруг выкрикнул Кешка, показывая рукой за борт, и приглушил мотор.

Я рывком наклонился к воде и тоже успел увидеть, как из-под лодки, из-за большого речного камня метнулась тень — узкая и гибкая, метр с лишним длиной; прижимаясь ко дну, кинулась от нас в сторону, и мгновенно пропала, растворилась в темной глыби.