Константин Строф - Плач Персефоны

Вскоре Пилад еще не раз просыпался и почти всегда отправлялся в неизвестном направлении. К тому времени, как он вдыхал холодеющий осенний воздух, уже обыкновенно темнело. Огонь одинокого фонаря изредка вспыхивал над головой сквозь чернеющие в вышине ветки с редкими пятнами ворон. Всегда один и тот же поблескивающий, словно исполинская рептилия, тротуар, плавно исчезающий под кучами гонимых прочь листьев. Их скрюченные лоскутки местами, где не успела коснуться равнодушная метла, липли на влажный асфальт, распластываясь и пропадая под себе подобными – кажется, нисколько не противясь подчинению. Там, где твердь асфальта обрывалась, тужила все еще зеленая трава, ослизненная и пересыпанная желтью.

Не все пути Пилада остались в памяти неузнанными и необъясненными. Раззадоренный тирадами, производимыми над побелевшей головой, он зачем-то переспал с Мартой. На глазах плачущего Нежина. Туманное и уморительно деятельное это представление продолжалось нестерпимо долго, а тот все рыдал и стонал. Слезы, что долго и бессмысленно сдерживались, были обо всем. Пилад же ничего не слышал, лишь демонически поглядывал время от времени и кивал. Уже не в первый раз земле снилось, как доверчивого, хоть и похотливого отрока вела за собой в тинистом облаке одичалая нимфа. Привычное бессилие снов…

Удивив кое-кого неестественной суровостью, несколько дней он не покидал дома.

Сначала Пилад без устали говорил. Но потом и его силы иссякли. Пару раз они возвращались в город, куда однажды уже носило под чутким присмотром недоумерших детей, но там никого не было. Они даже отыскали бордель, однажды вызвавший такое отвращение и который теперь Пилад непременно желал продемонстрировать. Но даже там было пусто. Лишь торговали возле входа сахарными лепестками роз.

Голод и молчание продолжались до тех пор, пока не покинуло рук колченогой почтальонши извещение, в котором говорилось, что следующим днем до́лжно прибыть к прежнему месту службы. К бумаге прилагалась улыбка, имевшая благодаря хозяйскому наряду прямого адресата.

Новость немного взбодрила, и Пилад тут же попытался уснуть, но растревоженное тело не успокоилось до тех пор, пока ухо не отыскало прохладу половицы.

На следующее утро наконец выпал снег и достойно похолодало. Косвенным следствием стало исчезновение вошедшей в привычку грязи с дорог экс-Града – неисповедимых, равно как и малопроходимых. Автомобиль, преданно почивавший у подъезда, не ответил стараниям своего хозяина и оживать наотрез отказался. Пилад (без сожаления) хлопнул дверцей и отправился пешком, стараясь избегать особо скользких участков грудного пути и тихо радуясь своей подозрительности.

Снег лежал клочками, еще не освоившийся на земле и не вошедший во вкус. Его успокоительная белизна не обещала никаких ласк. И встречный ветер с готовностью подтверждал все, беря с запасом. Открывались окна, являя обеспокоенные птичьи лица, но тут же хлопали, загоняя обратно.

Морозный воздух тешил Пилада своей свежестью. Но, точно любовник, малым которому кажется рядовое удовлетворение, при мысли о простых радостях которому хочется все усложнить, наделить искусственным своеобразием, оттенком какого-нибудь пережитого и безвозвратно утраченного переживания или аркадийского изобилия и который в конце остается ни с чем, кроме озлобленного уныния и отчужденности, так и Пилад, вместо того чтобы наслаждаться простором и безмолвием, упрямо двигался по направлению к людям, еще не так давно приводившим его в отчаяние, а теперь представляющимся единственным выкупом для заложенного покоя.

Попутно вспомнился привидевшийся накануне сон. А похитили там Нежина неизвестные, условно разумные существа. И поместили в закрытое помещение без дверей и без окон, даже без намеков на щели у пола, но со всем необходимым и просто приятным и даже с замершей в углу миловидной девушкой. На протяжении всего сна он мучился мыслями об Ольге, которую мог ясно видеть вопреки всем расстояниям. Каким-то образом прознал он, что проведет взаперти несколько лет. Мысль о разлуке и белесый, неизвестно откуда выходящий свет поначалу вызвали рост древесной коры по всему туловищу, которая чудесным образом отступила вместе с грустью милой девушки, лишь только понял он, что в миру отсутствие продлится менее секунды. И разлука вдруг представилась не такой ужасной. И заточение с неизвестной, без слов улыбнувшейся в ответ обрело вид занимательного приключения.