Константин Строф - Плач Персефоны

В довольно строгих формах гробовщик наказал близнецам отправляться на кладбище. Братья, как понял Пилад, были землекопами. Он еще раз заглянул напоследок в их лица и почувствовал, насколько безошибочно сработала их для этой работы природа. На все распоряжения и уточнения, которые давал гробовщик, оба подобострастно кивали. Надо полагать, он пользовался в их удвоенной голове огромным, почти мистическим уважением.

Едва они приблизились к генеральскому дому, Пилад наотрез отказался заходить внутрь. Гробовщик внимательно посмотрел на него, почти вынудив оправдания, но в последний момент пожал плечами, а Пилад заметил у него на лацкане смутный плоский значок с чем-то наподобие жука или листа какого-то растения внутри.

– Где? – спросил гробовщик, приведя Пилада в замешательство, ведь тот не слишком усердствовал в поисках накануне.

– Наверху, – неопределенно ответил Пилад, махнув рукой. Он было сник, но тут же решил, что скупая мужская скорбь вполне может выглядеть так. Внутри же, в недоступном для глаз месте, вдоль горькой сморщенной поверхности моментами навевало приятной и брыдкой одновременно умиротворенностью завершения. Гробовщик удалился, раскладывая на ходу коленчатый метр. Пилад, оставшись в одиночестве, облегченно вздохнул и, полюбовавшись небом, сел на землю в тени лестницы.

Гробовщик очень скоро вернулся, и, не обмолвившись единым словом, они отправились обратно. Придя к его дому, оба зашли внутрь, где давно поджидал приятный холодок. Певчий пол был рад гостю, отовсюду на него смотрели гобеленные животные и порожняя посуда.

Задняя часть дома представляла собой мастерскую. Пилад был слегка удивлен таким слиянием жизни с ремеслом. Он, как и прежде, не до конца понимал любую преданность делу, оставляющему позади погребенными пылью покой, фантазии, смех. Хотя совершенно лишить за глаза таких людей чувства юмора готов не был. Школьный учитель, строящий в подвале из пластилина бесконечный макет средневекового кладбища, или доктор, ощутивший небывалую твердость в руках, ставши заплечных дел мастером, представлялись ему большими весельчаками.

С генералом, как объяснил гробовщик, проблем не станет: вполне обычная сошла мерка, а вот с дочкой (Пиладу в этом месте сделалось нехорошо) придется поломать голову. Подобная миниатюрность при обычном росте, по словам мастера, еще ему не встречалась. Он предложил было взять простой гроб большего размера, но сам от этого тут же отказался. «Так не пойдет». В голосе почувствовалась твердость профессионального честолюбия. Затем он удалился в соседнее помещение и уже оттуда спросил, будут ли какие-нибудь просьбы по отделке, на что Пилад замотал головой, а спохватившись, громко прокричал, вытянув шею, что ничего не надо.

– Как, совсем ничего? – почти обиженный выглянул мастер из открытой настежь двери.

– Да, совсем, – уверенно ответил Пилад.

– Это как же? – искренне недоумевало, но не могло больше вытянуться явленное лицо.

– Простые. Деревянные, – с настойчивостью пояснил Пилад, начиная смущаться: вынул уж руки из карманов и заговорил односложно. Подспудно он понимал, что смятение гробовщика вызвано не потерей дополнительного заработка, но иначе не хотел. И не мог. Он был посторонним на всех усыпальных карнавалах и простым истинам отказывал во внимании.

Гробовщик хотел еще спросить и даже возник в полный рост, но почему-то не стал. Вскоре он вернулся снова, немного приободренный, волоча простой тесаный гроб, судя по размерам, предназначенный Его Генеральской Величине. Положил изделие на низкую лавку и снова ушел. А следом принес другой – меньший и, как заключил Пилад по морщинам, ощутимо более легкий. Все это время он порывался помочь, но гробовщик останавливал жестом руки, показывая, что не позволит делить с ним его одинокую долю. Второй гроб он положил на верстак и, вручив пиджак оленьим рогам, принялся за работу. Пилад, очевидно, в тот же момент был забыт. Один за другим ожили инструменты. Перебирая их, гробовщик хищно присматривался к своей еловой жертве. Пилад, не осмеливаясь оторвать, решил остаться ждать в мастерской. Климат здесь был на порядок приятнее, стоял умиротворяющий смоляной дух. Не найдя стула или иной лавки, Пилад уселся верхом на генеральский гроб и стал смотреть за привычной работой непростого плотника. Тот стоял к нему спиной, сгорбленной под выцветшим атласом черного жилета. Младший гроб под жилистыми шаманскими руками мало-помалу приобретал окончательный вид, чтобы соразмерно принять в себя сильно, должно быть, изменившееся, так и не познанное Пиладом тело.