Константин Строф - Плач Персефоны

– Какие мягкие волосы, – продолжала мамаша, ведя пухлую ручку осклабившегося демоненка по локонам замершей Ольги. – Нравится тебе девушка? Нравится? А? Гляди-ка, невесту уже себе присмотрел. Не рано ли? А? Ну ничего, девушка хорошая.

Нежин сверлил глазами Ольгу, беспомощную и неподвижную, как раненое животное. Идол молчал. И тут рядом возник его вытянутый в несколько раз двойник.

– Молодцом, – пробулькал он полным ртом. – В меня. А девчонка добрая, – и проглотил с хрящевым хрустом все нажеванное разом. И Нежин увидел, как его бурая потрескавшаяся рука легла на оголенный Ольгин бок и похлопала по нему.

– Что здесь вообще происходит? – На крик обернулось полсотни недоумевающих лиц. И Ольгино – не потерянное, а скорее завороженное.

С ходу оборвало изъеденные швартовые, и все повалилось в безграничную, дурманящую жаром тьму, походящую на чье-то чрево. Трепещущее и ненасытное.

Слова Ольги бессовестно смахивали на уговоры. Однако Нежин после всего был безучастен. Она за что-то жалела его, не видя в то же время ничего преступного в произошедшем.

Они вот уже несколько часов как были на месте. Но искреннее и единственное желание Нежина забыться в прохладе наступающего вечера сном, по возможности соседствующим с вечностью, было воспринято Ольгой как последнее по наглости и одновременно нелепости кощунство. Она уже щелкнула замком чемодана, выпустив спрятанный там (не без помощи собственного веса и упорства ягодиц) дух, мгновенно отшвырнувший крышку и вырвавшийся наружу с той же алчностью, какая блестела в глазах освободительницы. Нежин удивленно смотрел на ворожею с непривычно мягкой постели и кроме всего прочего не понимал, в честь чего отдых неукоснительно должен проходить по определенному плану. Но в продолжение Ольгиного загадочного своей надсадностью монолога вязкое желание сомкнутых век незаметно прошло; и вот уже сам Нежин со все еще тяжелой головой поднялся и предложил пройтись. Ольга не выказала удивления, а лишь поспешила к вялым опричь ее прозрачного тела нарядам.

– Помыться я уже не успеваю. Сейчас только подкрашусь… – напевала Ольга, кружа с выбранным платьем, будто с похищенной душой.

Нежин присел на угол кровати, наблюдая за ними через большое зеркало, которому, кстати сказать, были неописуемо рады. Старые привычки тихо возвращались. Ольга хотела еще что-то сказать. Уже разомкнула губы, высушенные долгим экзорцизмом, и произвела движение ноздрями, но ни слов, ни чихания не последовало. А затем поднявшийся вдруг ветер хлопнул створками незапертого окна, Ольга обернулась, Нежин вздрогнул – и они оба разом засмеялись.

Напоследок Ольга еще раз взглянула в зеркало и, кажется, осталась довольна. Нежин так и не узнал, что же она хотела сказать тогда.

В длинном, как лисья нора, переходе, связывающем отель с особняком стоящим рестораном, навстречу попадались многочисленные гости, ничем особенно не примечательные, поминутно сновали коридорные и горничные, которых откровенно не хватало на всех приезжающих. Ольга шла чуть впереди, окидывая всех излишне, может быть, пристальным для простой отдыхающей взглядом. Нежин старался приладить свой размашистый шаг к частому постукиванию ее каблуков.

О ресторане, куда незаметно сошел их путь, Ольга уже слышала много лестного, а в руках у Нежина мытарилась все та же шляпа. В порыве усталого чудачества он водрузил ее себе на голову, когда Ольга поднялась с дивана и, оправив парой щипков сборчатый вишневый шлейф, подошла к двери. Совершенно незнакомым Нежину образом покачивались ее бедра. Выйдя из номера и увидав посторонних, он тут же снял шляпу и теперь, разглядывая ковровую дорожку, наполнялся сомнениями. На лестнице он стал было постукивать полями по столбикам перил, но Ольга взглядом попросила его прекратить.

Есть Нежину не хотелось, и он решился на один только чай. Официант – уже в годах, с почтенными усами и сединой – равнодушно отвернулся к Ольге, которая, в отличие от своего спутника, долго не могла остановиться, называя массу блюд – из тех, что были помечены в меню особым символом. Ногти ее то и дело скребли атласную обложку, кончик языка навещал углы рта.

На какое-то время Нежин незаметно забылся полусном странника, откуда его вывела протянутая чашка. Он поблагодарил и не преминул обжечь запястье. Он был за столом один, но слабо помнил, что Ольга куда-то отпрашивалась ненадолго.

– Призрачен аппетит у влюбленных и удрученных? – вдруг произнес где-то совсем близко хриплый голос. Нежин посмотрел по сторонам и наконец догадался оглянуться. Не найдя никого, кроме самого себя и одинокого старичка за соседним столом, Нежин рассудил, что сказанное было адресовано ему. Старичок улыбался и при внимательном осмотре оказался вовсе и не старичком, а немолодым мужчиной, правда, весьма потрепанной наружности. Не в смысле чистоплотности, а касательно неизбежных последствий определенного опыта, который он в настоящий момент продолжал совершенствовать. Весь стол его был заставлен различной посудой, украшенной изнутри зельями на любой вкус, всевозможных цветов и оттенков. Среди бокалов были и уже порожние. Сосед Нежина был очень худ. Заострившиеся черты оставались без движения, лишь под белесыми бровями мелькала пара помутневших глаз. Растрепанные, довольно густые волосы были зачесаны за мясистые уши нехорошего сливового цвета.