Константин Строф - Плач Персефоны

У одной из дверей стояла молодая худосочная девица. Пилад подошел ближе и в тусклом киноварном свете разглядел ее лицо, отмеченное преждевременным опытом. Ее черты нельзя было назвать красивыми, но чем-то они притягивали взгляд. И не было препятствий помыслам и изумлению, держащемуся издавна поблизости. Из облачения на привратнице были высокие ботфорты с раструбами и нарукавники, точь-в-точь у служащей старосветской канцелярии. Создания такого сорта, как правило, коротко, но крепко спят и отменно разбираются, где место твердому, а под чем мягкому, и вряд ли спутают когда-нибудь. Улыбнувшись изысканному виду, Пилад подошел ближе, наперед отнеся малышку к существам не слишком благовонного порядка.

– Здравствуй, Пилад. Долго же ты отсутствовал, – первой заговорила она. – Негоже заставлять девочку ждать.

Пилад улыбался в ответ, переминаясь с ноги на ногу, и молчал.

– Не отпала, небось, охота до солонинки, – снова говорила она, призывно играя безволосыми бровями. Склонив к груди голову, показала язык, и с затылка Пилада к пяткам посыпались мурашки.

Он воровски осматривал сторонящееся стыда тело. Чуял его густой запах и, одурманенный, вскоре стал монотонно кивать, прекратив, только когда взяла она цепко его запястье и повела внутрь, шаркая стоптанными подметками. За дверью не оказалось ничего, кроме ничтожного размера комнаты, в центре которой имелся круглый лаз. Оттуда шло горячее удушливое дыхание, и Пилад в неуверенности остановился. Но девица, хихикая, подтолкнула его вперед и, когда он уже наполовину влез, стала спускаться вслед, мягко тычась ему в лицо. От жестких коротких волосков у Пилада зачесался нос. Боясь отпустить шаткую лестницу, он спешил. И его спутница не отставала.

Пилад прислонился к стене, тяжело дыша. Он стирал рукавом пот со лба и перебирал давние обязательства и зароки. Время сбегало пеной, и нехорошим вышло удивление, когда не обнаружилось поблизости неугомонной маленькой спутницы. Пилад стоял посреди большой залы, представляющей собой полусферу. Чуть в стороне свешивалась лестница, по которой он только что победоносно спустился, а вдоль стен по кругу сидели на лавках всевозможных качеств люди и как один внимательно смотрели на него. Там были и оба изможденные вельможи, и долговязый проповедник, и рябой с исполинскими усами. Какие-то меченосцы, обряженные в рясы карлики, мясники в забрызганных фартуках с закатанными по локоть рукавами, калеки, недобро косящиеся на мясников, жирные слабоумные, жмущиеся друг к другу и сообща разминающие свои неразвитые гениталии, а подле их предусмотрительного конгломерата – неподвижно глядящие рыбами сапфировые джентльмены в котелках и манишках.

Пилад щелкнул роговыми веками. Какой-то навязчивый вопрос давно требовал немедленного решения, а он все не мог даже различить его сквозь шум несмолкаемых снаружи и внутри голосов. Что же хотел рассказать тот носатый пересмешник, первым встретившийся на нашем пути? – заговорил Пилад чужим голосом. Наверное, хотел в очередной раз поведать про Леду. Она сильно чтима среди торговцев перинами.

Кто-то хриплый и сердитый перебил его, сообщив, что он последний в добро принявшем его бестиарии, назвавшемся очередью. Пилад заметил, что стоит у занятой лавки, а на земляном полу у его ног сидит карлик в высокой шляпе пилигрима с пряжкой на тулье. Он уже вытянул у Пилада из брюк ремень и неторопливо устраивал у себя в сумке. Пилад гневно вскрикнул и попробовал отнять, но злобный цверг вдруг укусил его за палец. Пилад отдернул руку и испуганно шагнул назад. Со всех сторон поднялся смех. Пилад стыдливо спрятал руки в карманы и замер, подыскивая себе место. А вместо того заметил в стене крошечную дверь, в какую пройти не нагибаясь мог бы разве что обворовавший его. Да и то если б соизволил взять в руки свой несообразный головной убор, не иначе как снятый с какого-нибудь простодушного спящего. Все вокруг будто разом притихли, и Пилад услышал стоны – глухие, доносящиеся из-за двери. Она не была до конца прикрыта, и через щель Пилад разглядел убогую обстановку спрятанной за стеной клетушки. Коптящая свеча на столе освещала накренившуюся низкую кровать, на которой почивала голая необъятная баба. Ее поросшее редкими курчавыми волосами лицо было как раз обращено Пиладу. На лоснящихся несчетных складках сосредоточенно двигался тощий человечек, которого толстуха изредка шлепала богатырской рукой по куцему заду, удовлетворенно наблюдая вялые ответные содрогания.