Стали выступать. Мнения членов бюро сходились: в тресте сознательно пошли на завышение объема работ.
– Думаю, что дело тут ясное: руководители треста встали на легкий путь достижения славы, – жестко сказал секретарь райкома. – Все они заслуживают серьезного наказания. А Васильев, как видите, так и не понял своей вины. А скорее всего – не захотел понять. Предлагаю к нему применить крайнюю партийную меру – исключить.
Его поддержали. Единодушно проголосовали и за строгие выговоры остальным: управляющему, секретарю парткома.
Так бы и кончилось все, но уже после голосования слова попросил Давиташвили.
– Извините, что нарушаю регламент, – сказал он. – Но я буду краток. Товарищи члены бюро! Считаю, что партийную ответственность должен понести и автор письма.
– За то, что вынес сор из избы? – перебил его секретарь райкома.
– Нет, не за это. За то, что на трестовском партактиве согласился на создание цеха, а теперь выступает в роли разоблачителя! Почему же он, как страж финансов, не пресек сразу безобразие? Почему же подписывал отчеты, если считал их липовыми? И потом: Турский обвиняет Васильева в карьеризме – он-де, мол, рвался к креслу заместителя управляющего. А между тем у нас есть письменная просьба Васильева не назначать его на эту должность! Он на учебу собирался еще тогда… Вообще считаю, если бы заместителем управляющего стал Турский – а его кандидатура тоже обсуждалась у нас, – то не было бы и письма в райком.
Неожиданное выступление Давиташвили возымело свое действие. После короткой, но жаркой дискуссии все сошлись на одном решении: объявить «строгача» и автору письма.
Сразу же после заседания бюро Васильев написал апелляцию в горком партии, в результате проверки которой все взыскания отменили, так как было установлено, что расширение повторного счета процесс закономерный. Васильев, покидая теплые южные края, был в этом уверен. Но не такого он ждал прощанья с Закавказском, который стал для него второй родиной. Совсем не такого…
На следующий день Галина вместе с друзьями Васильева пришла на вокзал проводить его в Москву. Началась новая полоса его жизни и поиска…
Давно схлынул поток первых посетителей. Близился вечер, уже расходились и те, кто пришел после обеда. Это самое лучшее время в первой читальне страны, в крупнейшей из ее трехсот пятидесяти тысяч библиотек. Стихнет шелест страниц, приглушенные разговоры, а если кто и пройдет мимо столика, то шаги – будто через комнату спящего человека. А уж как в городе зажгут фонари, это огромное здание вновь заполнит поток посетителей.
Посмотрев на часы, Васильев закрыл книгу, решительно встал и быстрым шагом направился в регистратуру. У самого входа он столкнулся с Егоровым.
– Я ему названиваю, всех знакомых на ноги поднял, а он тут в книгах закопался. А ну-ка дай посмотреть, что ты читаешь, когда на душе черти канкан пляшут, – протянул руку Егоров.
– О-о… «Жизнь двенадцати цезарей». С древними советуешься? Это полезно…
– Не тяни, говори, – оборвал его Васильев.
– Пойдем присядем, – взяв под руку Васильева, Егоров направился к свободным креслам в углу маленького овального зала.
– Ты не волнуйся. Я и стоя выдержу твое сообщение. За полтора года канители я настроился на худшее, – усмехнулся Васильев. И тут же спросил: – Провалили?
– Не совсем, – усаживаясь в кресло, ответил Егоров.
– Как это понимать?
– Не расстраивайся, операция провала твоей диссертации, считай, сорвана. Я уверен: все будет в порядке.
– Откуда такая уверенность?
– Как ты и предполагал, организатором канители стал Арханов, – начал Егоров свой рассказ о заседании экспертной комиссии ВАКа. – Чтобы задать тон обсуждению, он выступил на заседании первым. Почти сразу заявил: уровень твоей диссертации ниже всякой критики, в практическом отношении никакой ценности не представляет. Договорился до того, что, дескать, отдельные положения диссертации просто несовместимы с марксизмом… Но тут, извиняясь, перебил его мой шеф, которого я посвятил во все подробности твоих взаимоотношений с Архановым. Так вот шеф его спрашивает: «Скажите, дорогой Георгий Иванович, а почему на ученом совете во время защиты диссертации вы говорили о высоком теоретическом уровне и большой практической ценности работы Васильева? Как понимать прямо-таки противоположную оценку одного и того же научного труда? И кстати, это не тот ли Васильев, которому вы во время защиты своей докторской выражали сердечную благодарность за помощь в сборе материала?..» Расчет шефа был верным. Остальную часть выступления Арханов посвятил оправданию своего поведения. И тогда председатель попросил шефа и еще одного члена совета основательнее ознакомиться с твоей работой и на следующем уже заседании решить ее судьбу…
Читать дальше