Анатолий Салуцкий - Немой набат

— А представьте, что в качестве ответа амерам Кремль поставит страну на мобилизационные рельсы. Вот чего я опасаюсь, учитывая крымский инцидент.

— Ну и что? — недоумевал Арсений Царев. — Что нам дало импортозамещение? Крохи.

— Эх, Арсений, — укорил его Подлевский. — Нюх теряешь. При чем тут импортозамещение? Мобилизационная экономика — это же новый орднунг, смена внутриполитического курса.

Тут всполошился Илья Стефанович, до которого, кажется, начали доходить опасения Подлевского.

— Ты хочешь сказать, что чрезмерное внешнее экономическое давление может обернуться новым железным занавесом?

— Я хочу сказать, что все может аукнуться гораздо хуже. Какой там железный занавес! Если Путин, прижатый к стенке экономическим давлением, издаст указ о переходе к мобилизационной экономике, то один из пунктов этого указа будет звучать примерно так: освободить ключевые посты в системе госвласти и общественной жизни от чиновников, известных прозападными настроениями.

— Исключено! — загрохотал Грук. — Это эротические фантазии. В Кремле что, припадошные? Во-первых, это нарушение закона. Во-вторых, начнется дикая судебная чехарда с массовыми волнениями. Государство ходуном пойдет.

— Дорогой Шекспир, — с улыбкой повернулся к нему Подлевский, физически ощущая внимание, с каким все ждут его ответов. — Нарушений закона не предвидится и судебной чехарды тоже. Будет указ, а возможно, даже закон, в котором смена, а вернее, замена административных кадров будет мотивирована новыми условиями и проведена без персональных разбирательств. Одних уберут — других поставят. Вот и вся недолга. А к тем, кого долой, — никаких претензий. Таковы, мол, требования мобилизационной экономики: политический курс страны меняется. Вы, отставники, делайте что хотите: можете двинуть в бизнес, умотать за кордон. Временно вам нельзя замещать государственные должности — только и всего. Временно! Короче, разовая ротация кадров, а по сути — мгновенная смена элит. Повод для этого есть.

— Нет, не пройдет! — заламывая руки, снова загромыхал Грук. — Эти неслыханные скорби идут против течения жизни, о чем писал еще Алексей Константинович Толстой. Помните? «Верх над конечным возьмет бесконечное. Сдайтеся натиску нового времени!»

Этот Шекспир, нафаршированный цитатами классиков, явно спал без тревожных снов, а наяву не задумывался над глубинными загадками бытия.

На его вопль никто не реагировал. И Аркадий, оглядывая сидевших за столом, понял, что угодил своими опасениями в десятку. Все были растеряны, лихорадочно продумывая, насколько реальна столь мрачная перспектива и как ей заранее противостоять. А Подлевский плеснул керосинчику:

— Говоря по-научному, такая асимметрия меняет социальный контракт власти и общества. Сегодня — дружба с западом при учете своих интересов. Завтра — державность на грани изоляционизма. Кстати, не исключено, что низам завершение либерального банкета потрафит. И по- крупному изменится конфигурация власти, вот и все. Причем без потрясений, майданов и судилищ.

— Да нет! Это бред какой-то! — покачал головой Герман Осадчий. — Невозможно в принципе. Как это — взять и устранить из главного управляющего слоя всю прозападную прослойку, вдобавок организационно не оформленную? Всех в выносное ведро — и в «очко»! На каком основании?

— На основании перехода к мобилизационной экономике.

— Да не сделает он этого никогда! — пробросом кинул Хаудуюду. — Не в его стиле. Он своих не сдает.

— Ну, это уже иной разговор, — возразил Аркадий. — Я говорил лишь об опасениях, не более. Об асимметричном ответе, о возможных зигзагах управленческой воли. А своих-то у него, кстати, немало, и они разные. Весь силовой блок — разве не свои?

— Мне что-то не смеется, — задумчиво произнес Илья Стефанович. Помолчал немного, потом сквозь зубы процедил: — То есть ты опасаешься наоборотничества?

Он, конечно, неспроста возглавлял «Дом свиданий», этот Илья Стефанович. Не владея серьезными аналитическими навыками, он чутко улавливал суть разбросанных, часто нелогичных разговоров, облекая эту суть в отчетливую формулу, вокруг которой и строил партитуру дискуссии.

— Да, в духе китайской культурной революции. Только бархатной, без хунвэйбинов. Думаю, многим здесь известно, а вам, уважаемый Илья Стефанович, наверняка, что китайская революция была способом выкорчевать из насиженных гнезд тот слой чиновников, который управлял страной с 1949 года, с создания КНР. По ним и пришелся главный удар. Через два года перевоспитания в деревне университетские профессора вернулись на свои кафедры, а чиновные места оказались заняты другими людьми. Такова китайская специфика: под «культурный шум» срезали прежний бюрократический слой, правивший страной четверть века.