Александр Гера - Набат

Униженная и оскорбленная Россия стояла нищенкой на пороге третьего тысячелетия; от былого величия императрицы остались лохмотья горностаевой мантии, скрывавшей тело в язвах, державный скипетр в оспинах, в которых некогда гнездились драгоценные каменья, она прижимала одной рукой к впалой груди, другая вытянулась за подаянием. Выцвели орлы в ее глазах, чистый лоб морщили думы о бедственной своей участи.

Врата отворились, из малой щели пахнуло холодом вечности.

Всего лишь ключ был положен в ее протянутую длань, и вновь сомкнулись створы.

— У тебя есть полчаса, — произнес невидимый за вратами. — Уж пятый ангел вострубил…

Рождество Христово, как никогда прежде, отмечалось в России пышно и величественно, в сиянии прожекторов и мириад лампочек, в треске петард, в разноцветье салютов, в торжественном прохождении оркестров музыки военной и хоровыми выступлениями, в ликующем славословии Христа и проникновенном песнопении, на улицах, площадях, в чопорных ресторанах и концертных залах; в храмах, церквушках, часовенках толпился праздный люд, колебалось пламя свечей и лампадок, высвечивая бликами неясные тени на ликах святых и лицах живущих ныне, вкушающих хлеб присно, и всяк настраивал себя творить добро всегда, везде, вспоминал обрывки забытых молитв, чтобы нести свет в сердце, а в руках благое дело, дающее и свет и добро. С Рождеством Христовым, миряне! Две тысячи лет тому! Подавали старушкам, сирым и убогим, дающие и принимающие милость умиленно скороговорили: во имя Отца Небесного, да святится Имя Господне!

Падал тихий снежок, искрясь в ярком свете. Наступала благая ночь, за которой пряталось неизведанное.

«Кажется, празднества удались», — удовлетворенно подумал президент и лидер партии коммунистов-христиан. Через громадное окно своего кабинета он глядел па гуляющих по кремлевской брусчатке, заглядывающих в кремлевские церкви и залы, открытые в этот вечер всем, наметанным взглядом выделяя одетых в штатское работников милиции, разведки, контрразведки, национальных дружинников, президентских гвардейцев, офицеров корпуса безопасности — и как же иначе! — не дай бог случится что-либо, мало ли кощунников, смущающих простой люд кривдами о власть предержащих. Всегда так было, а в первопрестольную в кои-то веки понаехало зарубежных гостей, прессы, телевидения, готовых по любому поводу растрезвонить на весь мир о том, что новые коммунисты ничем не отличаются от прежних большевиков, тот же террор к инакомыслящим, сыск, слежка, и не стоит эта власть громадных кредитов и прочей помощи, а давно пора отдать должное последнему доводу…

«Как бы не так! — злорадно хмыкнул своим мыслям президент. — Кишка тонка, господа хорошие! Боялись вы нас и бояться будете. Превратили Русь-матушку в помойку — терпите! — а ракет на вас с бору по сосенке найдем. — На его мясистом, ширококостном лице отражалась игра заоконных огней фейерверков, будто чертики шевелили изнутри костерок страстишек: — Захочу и…»

Он знал, что хотеть можно и сделать можно, если очень захотеть. Очень… Но ради чего? Не то время, не те силы, внутренние междуусобицы хуже чесотки надоели. Боятся — и достаточно. Держать в страхе сытых, соглашаться на их мирные проекты — много прибыльнее самой удачной войны. Пока живу — боюсь. А мертвые ни страха, ни срама не имут. Удобно.