Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Кипела бойня. Среди пылающих фар и выхлопных газов взлетали кулаки, мелькали монтировки и цепи, раздавались стоны и вопли. Перекресток кипел. Падали люди. Их топтали. Мат, хрип, звон разбитых стекол, падающие из ящиков мандарины. Далекая сирена «скорой помощи». Красно-синие отблески беспомощной милицейской мигалки.

Кто-то из дерущихся вытащил канистру с бензином, плеснул, кинул спичку. Сразу несколько машин загорелось. Драка распалась. Люди отшатнулись от полыхнувшего пожара. Рыжее пламя озарило перекресток, летело в черное небо.

Из рядов, запрудивших проспект, одна за другой выворачивали автомобили, выкручивали рули и уносились вспять подальше от бойни.

Среди дымящего проспекта катил грузовик с длинным, решетчатым прицепом, в котором терлись боками, отекали слюной, окутывались паром быки и коровы. Их везли на бойню, на мясокомбинат.

В кабине грузовика сидели двое. Худой, угрюмый водитель, с запавшими щеками, торчащим кадыком, крутил руль, протискиваясь среди торопливых легковушек и неповоротливых автобусов. Его сосед, погонщик, сопровождавший партию животных, лысый, с бурачными щеками, пьяными голубыми глазами, держал между колен деревянную дубину, стесанную о звериные хребты и ребра. Нервничал, сердился, торопил водителя:

— Быстрее не можешь?.. Шевелись, земляк, еще одну ездку сделаем!.. Со второй ездки «левые» деньги пойдут и неучтенное мясо!.. Хочешь бабе своей приволочь коровью ногу, тогда жми на газ!

— С тобой дожмешься!.. Тебя самого с переломанной шеей на мясокомбинат сдадут!.. — недовольно огрызался водитель, пропуская назойливую «тойоту», блеснувшую под фонарем тонкой антеннкой.

Морозный, тускло озаренный проспект дрожал, дымил. Пропускал под фонарями скользящие массы «легковушек», тяжелые короба грузовиков, стальные «вертушки» бетономешалок. Коровы и быки за решеткой сипло ревели. Еще ночью их выводили из хлева, гнали по дощатым настилам вверх, в растворенный кузов. Слепил прожектор, блестел снег, прыскали разбуженные воробьи. Погонщики с руганью дубасили по рогам и хребтам, замыкали на скобы решетчатый борт. Город окружал животных едким дымом, пугающим грохотом, теснинами каменных кварталов, сквозь которые издалека давала о себе знать бойня. Коровы предчувствовали близкую смерть, обливались слезами, прижимали к прогалам решетки черные, отражавшие фонари глаза.

— Я чего тороплюсь? — пояснял погонщик. — Вторую ездку забьем, я мясо возьму и к бабе пойду. У меня в Москве баба есть. Я тебе и говорю, земляк, жми на газ!

— Что я тебе, самолет? — злился водитель.

Медленно, короткими рывками, двигался по проспекту поток. Справа открывалось пустое снежное взгорье, на котором нежно, наполненный голубым пламенем, светился аквапарк с лазурной, пылающей рыбой. Внезапно погасла длинная вереница фонарей, голубой кубок аквапарка, соседние кварталы. Проспект еще некоторое время двигался, а потом встал, злобно окутываясь дымами. Иные машины еще пытались скользнуть в остававшиеся прогалы, а потом безнадежно залипли, светили фарами, окрашивали выхлопные газы рубиновыми огнями.

— Что они встали? — ярился погонщик. — Москва уперлась, не пройти, не проехать!.. Бомбить ее, чтоб проходы расчистить!.. Давай, земляк, объезжай!

— Не могу. Куда я поеду? Я не танк…

— Да тут крюк малый — и на соседнюю улицу… К мясокомбинату проскочим… Давай, заверни!..

— Не могу.

— Давай, земляк, вороти. По бугру проскочишь, и вылетим на прямую!.. Плачу?.. — погонщик полез во внутренний карман замызганной куртки. Вытащил пачку денег, сунул под нос водителю. Тот махнул рукой:

— Была не была!

Он стал выворачивать руль, стараясь обогнуть черный, погасший троллейбус. То пятился короткими рывками, отчего животные в кузове бились друг о друга. То, выгадывая сантиметры, выламывался из правого ряда, стараясь въехать на тротуар. Наконец ему удалось накатиться ребристым колесом на ограждение. Двинул машину вбок, неуклюже переваливая через парапет. Выкатил на тротуар, вытягивая следом длинную, набитую коровами клеть. Светя фарами на блестящий бугор, повел вверх машину, туда, где едва переливался и мерцал аквапарк. Склон был крутой и скользкий. Грузовик повело. Клеть накренилась. Встала на боковые колеса. Качалась секунду, а потом рухнула набок, выламывая крепи, заваливая кабину.

— А-а! — взревел водитель, ударяясь о дверь кабины. — Жадность фраера сгубила!

Клеть разлетелась вдребезги, коровы вывалились на скользкий склон. Скользили, катились, вставали на ноги, падали. Одни с жутким ревом кинулись обратно к проспекту, слепо вламываясь в гущу машин, стуча рогами по капотам и багажникам. Другие метнулись по склону, исчезая во тьме. Одна корова со сломанной ногой билась на снегу, вытягивая жилистую шею и страдальчески ревела. Погонщик, понимая, что случилось ужасное, выкарабкался из кабины, подхватил дубину и, матерясь, погнался за быком, который наметом шел в гору, вышвыривая из-под копыт снег.