По обе стороны барьера люди тотчас начинают блаженно потягивать носом, а лейтенант говорит по-товарищески:
— В военной тюрьме его отлично постерегут до утра, а там посмотрим. Итак, пожалуйста, выдайте мне квитанцию о приеме и отправьте его туда вместе с остальными.
Под влиянием сигары и дружеского тона чиновник преобразился.
— Да я бы охотно это сделал, будь в моем распоряжении конвоир, чтобы проводить их. Но все наши люди в разгоне.
Рука руку моет, это, в общем, пустяк. И вот он отдает рядовому Кегелю приказ быть в распоряжении полицейского чиновника. Затем передает ему «Дело Шиндлера», получает квитанцию, говорит «большое спасибо» и «до свидания» и спешит туда, где его ждут гастрономические наслаждения.
А полицейские продолжают подготовку к отправке арестованных. Изъятие личных вещей и денег и выдача квитанций на них — каждая деталь этого дела выполняется с бюрократической точностью и требует времени. Пауль очень устал, он садится на скамью, поставив винтовку между колен, предлагает сесть и Шиндлеру, у которого тоже измученный вид. Поблагодарив, Шиндлер садится рядом с ним и тотчас шепотом заводит с ним разговор.
— В отеле «Эдем» рассказывают, будто ваши камрады убили Либкнехта и Люксембург. Это правда?
— Камрады? Скоты они, и все было ужасным скотством, — возмущенно отзывается Пауль.
Эти слова и гневно-скорбный взгляд, сопровождающий их, показывают Шиндлеру, что он в своем первоначальном предположении не ошибся и этот паренек в душе вовсе не носковец. И снова у него возникает надежда вырваться из опасного положения, в какое он попал. Но времени терять уже нельзя, поэтому он сразу устремляется к цели.
— А знаете вы, кто эти двое людей, которых убили? Так вот, я могу сказать вам. Я знал их очень хорошо: Карл Либкнехт и Роза Люксембург были самыми лучшими друзьями рабочих и простых солдат!
«Может быть, я зашел слишком далеко?» — спрашивает себя Шиндлер, так как молодой человек молчит; в сумерках он не может разглядеть его лица. С напускным равнодушием он продолжает:
— Какой аромат у этих сигар. Да, офицеры курят другую травку, чем вы! Но скажите, нельзя ли во время нашего перехода в полицейскую тюрьму быстренько зайти в табачную лавку и купить сигар, я сегодня с самого полудня не курил.
— Это невозможно. Ведь тогда мне пришлось бы оставить других на улице.
— А если вы сначала отведете тех, а уже потом меня?
— Но у меня же с собой ваши бумаги.
— Тогда дайте их мне пока на сохранение!
Пауль не отвечает ни да, ни нет, но его мысль лихорадочно работает. В одном он совершенно уверен: этого человека рядом с ним зовут как угодно, но только не Шиндлер! И этот человек хочет сбежать! И Пауль даже не может его за это осудить: ведь если выяснится, что он близкий друг убитых вождей коммунистов, его ожидает та же судьба. Но этого не должно случиться, он, Пауль Кегель, должен сделать все, чтобы помешать новому убийству.
Они понимают друг друга без слов, да на них и не хватило бы времени. Уже выйдя в полутемный коридор, Кегель говорит Шиндлеру:
— Значит, так, ждите здесь, пока я не приду за вами, и вот вам ваши документы! — Он говорит эти слова очень громко, чтобы слышали идущие впереди, а потом добавляет едва слышным шепотом:
— А теперь не надо нервничать, дождитесь меня на самом деле, сами вы за ворота не выйдете.
Напоминание о нервах было сделано от чистого сердца, но оно излишне, ибо у этого человека нервы стальные. Через десять минут оба проходят под высоким порталом полицей-президиума на Дирксенштрассе. Но они направляются не к военной тюрьме, до которой несколько шагов, а переходят на другую сторону улицы. Там, под мостом городской электрички, они быстро и крепко пожимают друг другу руки.
— Вы сегодня спасли мне жизнь, — говорит Шиндлер, — к сожалению, я могу дать вам только несколько марок, больше у меня при себе ничего нет! Но я надеюсь, что мы когда-нибудь опять увидимся и я действительно смогу отблагодарить вас.
Он сует Паулю деньги в карман шинели, так как тот не решается взять их. Затем спешит как можно скорее уйти и через несколько мгновений исчезает в темноте. А его спаситель удаляется все тем же размеренным шагом по безлюдной Дирксенштрассе в сторону Яновицбрюкке. В пустынном месте он прислоняет оружие к стене, вешает на шомпол ремень и тяжелый стальной шлем. Затем решительно срывает белую нарукавную повязку с надписью «Гвардейская кавалерийская стрелковая дивизия», швыряет в шлем и с чувством плюет вслед. После чего также торопится исчезнуть в ночи.
Читать дальше