Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

— А их действительно прикончили? — осведомляется с похотливым любопытством тщательно завитая пожилая дама, которая ухитрилась втиснуться в комнату вместе с несколькими штатскими.

— Оба готовы, что один, что другая, — весело смеясь, отвечает совсем юный лейтенант.

— Ну, тогда слава тебе, господи!

Тревожно бегает по девичьей каморке солдат Пауль Кегель. Горничная Ида рыдает, обвив руками шею своей товарки Мале.

— …До могилы не забуду я, как они в эту несчастную женщину плевали и били ее. И все прикладом, да по черепу, прямо треск стоял, потом офицеры потащили ее в машину, и еще один вскочил и выстрелил ей прямо в голову.

Глубоко вздохнув, Пауль останавливается перед Мале.

— Слушай, Мале, я хочу выбраться из этого отеля убийц, или я пущу себе пулю в лоб. Завтра я так или иначе исчезну — и поминай как звали. Одно вот… — он вдруг запинается, — понимаешь, бабушка и малыш… Пусть не считают меня таким уж плохим. Мне хотелось бы только, чтобы они все узнали, почему у меня так получилось и что я вовсе не преступник. Главное, чтобы знали, а тогда пусть будет как будет.

Мале сжимает его голову обеими руками. Две пары залитых слезами глаз встречаются с нежностью и печалью. Она еще раз целует его детские губы и говорит:

— Будь спокоен, дорогой, бедный мальчик… завтра рано утром я съезжу в Веддинг.

С бьющимся сердцем денщик Кегель на мгновение останавливается перед двустворчатой дверью, на которой висит картонная вывеска: «Штаб гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии». Там опять скандал. Кто-то незнакомый взволнованным голосом ругается с капитаном, который отвечает не менее громко. Пауль испытывает угрызения совести, потому что он так долго пропадал, не отпросившись, но, с другой стороны, ему уже известно по опыту, как легко попасть в козлы отпущения, если начальники между собою ссорятся.

В комнате — двое военных и один штатский. В солдате, стоящем у дверей, с карабином, взятым на изготовку, Пауль узнает того самого молодчика, которого всего каких-нибудь полчаса назад прославляли как убийцу. Капитан Пабст стоит с грозным видом возле письменного стола; на парня, который, как полагается, вытянулся у двери, он вообще не обращает внимания. Его внимание целиком поглощено господином в штатском, видимо, чем-то очень рассерженным.

Лицо этого человека с резкими чертами — ему, вероятно, около пятидесяти — того серого цвета, какой бывает у людей, не высыпающихся в течение долгого времени. Но его голубые глаза сверкают и волосы с легкой проседью буквально встают дыбом, точно у ежа, принимающего бой с гадюкой, когда этот человек гневно кричит:

— Господин капитан Пабст, я требую у вас объяснения: чего хотят от меня? Для чего меня притащили сюда, в отель? Я возмущен таким обращением, я же могу без всякого труда удостоверить свою личность.

— А вы не волнуйтесь: вы же главный редактор «Роте фане», — не менее громко отвечает капитан. При этом он берет со стола несколько скомканных гранок и машет ими перед носом штатского.

Но тот решительно возражает.

— Вся беда в том, что вы нашли у меня гранки «Роте фане»; но я не имею никакого отношения к этой редакции. Оттиски я получил от одного коллеги в кафе «Йости», чтобы использовать их для моих собственных сообщений. Я ведь корреспондент «Франкфуртер цейтунг», моя фамилия Шиндлер.

Капитан Пабст вынужден сесть и перевести дух; на его дерзком лице появляется хитрое выражение. Затем он спрашивает, словно расставляя западню:

— А каким образом вы объясните, что оказались в квартире на Маннгеймерштрассе?

— Очень просто, — отвечает Шиндлер, который теперь стал гораздо спокойнее. — Господин Маркуссон, проживающий на Маннгеймерштрассе, — мой университетский товарищ. Мы не виделись несколько лет. И я решил нанести ему визит вежливости — вот и все! Я, разумеется, и понятия не имел о том, что там происходит, иначе, конечно, зашел бы в другой день. В дверях меня встретила полиция и вместе с фрау Люксембург арестовала.

Спокойная естественность, с какой дано это объяснение, несколько сбивает с толку капитана Пабста. Он нервно выдвигает и задвигает несколько ящиков письменного стола, словно ищет что-то. Потом бормочет:

— Гм, так-так! Особенно правдоподобно это не звучит. Но мы установим вашу личность. А пока я должен задержать вас, не здесь, конечно, вас переведут в другое место.

— Делайте, как считаете нужным, капитан. Но вам, вероятно, ясно, что вы несете всю ответственность, если со мной по пути что-нибудь случится, и вы можете за это серьезно поплатиться! — Голос Шиндлера снова гремит. — Насколько я слышал, здесь, в этом доме, уже убиты доктор Либкнехт и фрау Люксембург! Я отнюдь не желаю разделить их участь, поэтому требую, чтобы моя безопасность при переводе в другое место была обеспечена. В сопровождении этого человека, который мне в вестибюле только что угрожал оружием, я добровольно не сделаю ни шага! — И, словно в подтверждение своих слов, он берет первый попавшийся стул и усаживается.