— Бабушка, к нам пришел какой-то мужчина!
— Что ему надо? — спросила старуха, которой в сырую мартовскую погоду очень не хотелось уходить от теплой печи на улицу.
— Он велел позвать тебя.
Старуха со вздохом поднялась, накинула в сенях поверх головы кофту и пошла домой. Там ее ждал черный Вальтер.
— Вот оно что! Так это ты! — сказала она ему. Выглядел он теперь не так уж представительно, как некогда.
— Да, — ответил он и умолк.
Старуха тоже молчала. Изредка тихо поскрипывали кожаные ремни рюкзака, лежавшего у него на коленях.
Наконец он заговорил:
— Ты нас тогда выгнала. Ну и дураками мы были. Дали уговорить себя сладкими речами. Я ведь был так долго безработным; меня сняли с пособия; ничего не получал. Вот оно как… — В комнате опять стало тихо. Затем Вальтер спросил: — Ты не могла бы дать нам немного картошки, у нас ведь трое ребятишек. И Лена не вполне здорова…
— А ты? — спросила старуха.
— Я работаю. Убираю развалины.
Она проворчала что-то неразборчиво и велела ему вытащить из-под кровати ящик и пересыпать из него картошку в рюкзак. При этом просыпалось несколько картофелин; одну Вальтер нечаянно раздавил. Он собрал откатившиеся картофелины и тоже положил их в рюкзак вместе с раздавленной.
Старуха безмолвно смотрела на него. Потом достала с полки ломоть хлеба.
— Спасибо, мать, — поблагодарил мужчина и хотел положить хлеб вместе с картофелем.
— Хлеб съешь здесь, — приказала она. — Разведи огонь и согрей себе кофе. А я скоро приду.
Янчова вернулась, неся под мышкой полторы буханки хлеба, из кармана юбки она вынула завернутый в бумагу кусочек масла и два яйца.
— На лето можешь привезти сюда одного из ребят. Пусть Лена тоже приезжает. Она тут всегда заработает мешок картошки и фунт-другой муки.
Жизнь шла своим чередом, маленькая Мирка поступила в школу, а бабушка, как и прежде, помогала сажать картошку или вязать снопы, дергать лен или копать свеклу, в зависимости от времени года и от того, насколько новым хозяевам нужна была помощь старухи.
У нее все еще были крепкие ноги, гибкая спина, острый язык и такие зоркие глаза, что она без очков читала новую лужицкую газету.
Что касается газеты, то по старой привычке Янчова начинала с последней страницы, но потом все-таки возвращалась к первой, прочитывая ее строка за строкой.
Частенько она ворчала:
— Повесить они должны были этого негодяя! — имея в виду Круппа, которого приговорили только к недолгому тюремному заключению.
Или:
— Им бы тоже следовало прогнать к черту своих богачей. — Тут она имела в виду английских или американских рабочих, которым приходилось бастовать, чтобы добиться повышения заработка и не жить впроголодь.
Когда же однажды она прочитала в газете о себе, это привело ее в сильное волнение. Конечно, не все люди доживают до семидесяти пяти лет. Но раньше ни одна газета не писала о таких старых тружениках. Например, о Шлоссаревой, которой было за восемьдесят!
Она еще раз внимательно прочла то, что писали о ней в газете, а потом бросилась к Дубанам.
— Ты уже читала газету? — спросила она Дубанову, чистившую картошку к ужину.
— А там есть что-нибудь особенное?
— Не-ет, — разочарованно протянула старуха, соображая, как бы преподнести новость Дубановой. Но ей ничего не приходило в голову, и она в конце концов заметила как бы невзначай:
— Просто они написали про меня.
Тут Дубанова отложила свою картошку.
— Ну-ка где, покажи! Где?
Янчова уже держала указательный палец на нужном месте.
Дубанова прочитала, и старуха поспешно ушла. Она отправилась сначала к Вичасам, потом к Роаркам.
Роарк сказал:
— Скоро день твоего рождения, в одно время с президентом.
— Я знаю президента, — ответила Янчова. — Я ему кивнула тогда, в Бауцене, а он мне ответил. Но он моложе меня.
— Нет, — возразил Роарк, — через три недели ему исполнится семьдесят пять лет.
— Вот как? Но все-таки он моложе! — заметила Янчова. — Ведь прежде он был столяром, верно?
— Да, — ответил Роарк.
— Он увеличил мне пособие. Он-то знает, как живется старикам, которые трудились всю жизнь.
В следующие свои приходы она никогда не забывала напомнить:
— День рождения президента сразу после моего. Я его хорошо знаю. Он был ведь тогда в Бауцене.
Вчера старая Янчова опять сидела у Дубанов за столом и помогала ощипывать перья.
В мягком кресле, подаренном Дубану детьми к шестидесятилетию, расположился молодой Дубан, приехавший на несколько дней навестить родителей.
Читать дальше