Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Но молодые женщины чаще всего легкомысленно смеялись над мрачными предсказаниями старой Янчовой.

— Деньги не пахнут, бабушка Янчова! А мои мальчишки еще слишком малы для войны!

— Но твой муж в таких же годах, как был мой, когда они похоронили его во Фландрии.

— Ах, бабушка, тебе мерещатся призраки! — отвечали молодухи и отправлялись в Женский союз распевать веселые песни. Одна за другой они снимали свою национальную одежду, а наиболее ревностные даже перестали говорить с детьми на родном языке. Новорожденным они давали такие имена, как Зигфрид или Гюнтер, а девочкам — Зиглинда или Брунхильда; дети постарше учились в «Юнгфольке» или в «Гитлерюгенде» резкости, хитрости, лукавству, жестокости и вере в особое предназначение господствующей нации. Но язык господствующей нации отнюдь не был славянским.

Потому вскоре многие парни и девушки научились презирать свой язык и свой народ еще больше, чем его презирали новые учителя и новое духовенство, явившиеся на смену изгнанным прежним преподавателям и священникам.

Но с некоторых пор молодежные группы начали распадаться, и немногим «преданным» в конце концов пришлось присоединиться к организации из соседней деревни. А случилось это вот почему.

Янчова, Шлоссарева и вдова прежнего бургомистра старая Миташова отправились как-то вместе собирать чернику. За Зеленым прудом, там, где лежат огромные валуны, они вдруг услышали сдавленные рыдания и девичий плач. Сначала они в нерешительности остановились, испугавшись донесшегося до них приглушенного мужского голоса. Но потом храбро взобрались на валун. То, что они увидели по ту сторону отвесного склона огромной каменной глыбы, настолько их поразило, что они лишились дара речи: четыре почти полностью обнаженные фигуры людей, которые, по-видимому, недавно выкупались. Это были подмастерье пекаря и шарфюрер «Гитлерюгенда» — шестнадцатилетний сын лавочника, дочка рабочего текстильной фабрики Нички — пятнадцатилетняя Герта и восемнадцатилетняя дочка вахмистра Аннелиза, вождь организации девушек.

Старуха Миташова пришла в себя первая. Распаленная гневом, она закричала находящимся внизу:

— Проклятые свиньи, сию минуту отпустите девчонок!

Она повернула назад и с опасной поспешностью заскользила вниз с валуна и напролом через густую поросль и кустарник помчалась в обход кучи валунов с такой быстротой, с какой только могли нести ее старые ноги; обе другие женщины не отставали от нее. Когда, исцарапанные и запыхавшиеся, они наконец прибежали на берег пруда, там никого уже не оказалось — все четверо удрали через болотистые камышовые заросли в рост человека.

В помятой прибрежной траве старая Янчова своими зоркими глазами увидела бумажник подмастерья пекаря со всеми документами и маленькую тетрадку с непристойными картинками.

Миташова хотела тотчас же побежать с этими находками к вахмистру, но Янчова, имевшая больший опыт в обращении с начальством, ее остановила:

— Он отберет у тебя бумажник, и тем дело и кончится. Ничего из этого не выйдет! Надо пойти сначала к Ничке.

Вечером они отправились к Ничке.

— Я должна тебе кое о чем рассказать, Ян, — проговорила Янчова, — но сначала отошли детей.

Ян Ничка очень удивился, но велел детям уйти в спаленку.

Тогда Янчова рассказала ему и его жене обо всем, что они видели у Зеленого пруда, и показала им бумажник и тетрадку. Побагровев от гнева, сжав кулаки, Ян бегал взад и вперед по кухне.

— Убью я этого проклятого пса! Дубиной убью, скотину!

Потом он позвал из спальни Герту. Дрожа от страха, девушка с плачем рассказала, как все было.

Жена Нички рыдала и взывала к богу и всем святым.

— Хватит реветь! — прикрикнул Ян на жену и дочь. — Давайте свои членские книжки!

Обе торопливо повиновались. Он разорвал книжки на мелкие клочки.

— Так, — сказал он затем совершенно спокойно. Но при звуке его спокойного голоса жена задрожала от страха еще пуще, чем при вспышке его буйного гнева. — Так, — повторил он и посмотрел на жену, — если ты еще хоть раз пойдешь к этой шайке, я переломаю тебе все кости, поняла? А ты, — обратился он к дочери, — расскажешь в полиции в точности все, что сейчас рассказала нам!

— Хорошо, отец, — пролепетала девушка сквозь слезы.

— Теперь одевайся, и идем все вместе к вахмистру!

Вахмистр составил протокол о преступлении, совершенном его собственной дочерью и подмастерьем пекаря, и выдал старой Янчовой расписку в получении бумажника со всем содержимым.