Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Тут арендатор зазвонил в колокольчик и закричал:

— Я лишаю вас слова!

Но это не произвело на Янчову никакого впечатления.

— А когда мы говорим, что голодаем и мерзнем и что нас несправедливо обижают, они затыкают нам рот, — говорила она дальше.

Арендатор встал и провозгласил:

— Собрание закрыто!

Старуха с минуту растерянно смотрела, как все встали, чтобы разойтись по домам. Ведь она еще не высказала всего, что было у нее на сердце.

— Бедных людей гораздо больше, чем богатых. И они не могут заткнуть нам рот, — крикнула она, когда арендатор и другие сельские богатеи были уже у дверей зала, а работники поднялись со своих мест.

Работники не хлопали ей. Но второй пахарь Роарк предложил:

— А теперь все вместе выпьем. За Марию плачу я.

Раздались еще голоса:

— Черт побери, Мария, ты говорила, как священник!

— Мы выберем тебя в рейхстаг, Мария!

Все рассмеялись, потом выпили по стаканчику и разошлись небольшими группами по домам.

Но никто из них не подозревал о том, что сказал лавочник регенту по дороге домой.

— Эта старая сволочь сорвала нам собрание! Больше она у меня ни на грош не получит в долг!

Люди целую неделю обсуждали это собрание и спорили, права ли была старая Янчова, когда говорила о «чести» и «родине». В деревне ведь было достаточно людей, у которых находилось время для споров. Почти половина взрослых мужчин и большинство молодых парней были безработными и на биржах труда в городе слышали немало такого, что напоминало слова старой Янчовой. До сих пор мало кто в деревне интересовался политикой. Но выступление Янчовой всколыхнуло даже женщин.

Вечером в день выборов обнаружилось, что нескладные слова старухи подействовали сильнее, чем гладкая речь арендатора: община впервые за все время своего существования голосовала за левых.

Люди были сами удивлены таким оборотом дела, многим стало теперь даже неловко, оттого что их деревня прослыла «красной» во всем «черном» районе.

Но одновременно они очень гордились тем, что в их общине «Стальной шлем» получил только дюжину голосов, а нацисты всего два.

В тот же год на рождество к старой Янчовой приехали гости. Утром в сочельник, кроме гостей, направлявшихся в имение, из желтого почтового автомобиля вышли также старшая дочь Янчовой с черным Вальтером.

Они тем временем успели пожениться, и, по всей видимости, им жилось хорошо: жена была в нарядном пальто и в еще более нарядной шляпке на завитых волосах. А черный Вальтер облачился во все черное: на нем были высокие черные сапоги, хорошее черное пальто из добротного сукна и черная лыжная шапочка из той же ткани.

Хорошее впечатление усиливалось еще благодаря объемистому и, по-видимому, тяжелому чемодану, который тащил муж.

Среди детей, окруживших автобус, находился также Юрий. Он стоял и смотрел на свою мать и отца. Он и раньше очень мало их знал, а теперь, когда родители, роскошно одетые, выходили из автобуса, они показались ему еще более чужими. Он засунул посиневшие от холода руки глубже в карманы штанов, переделанных из старого воскресного сюртука дедушки Дубана, и в нерешительности переминался на месте, шаркая деревянными башмаками.

— Вот же он стоит, озорник! — узнал его первым мужчина.

— Поди скорее сюда, Юрко! — приветливо позвала его женщина.

Но мальчик не двинулся с места; во-первых, он уже больше не ребенок, не «Юрко», а уже много лет «Юрий» и затем, почему женщина говорит нараспев и обращается к нему не на родном языке?

Он еще с минуту помедлил, затем повернулся к приезжим спиной и помчался, стуча деревянными башмаками, к Дубанам, где бабушка помогала резать солому.

Янчова очень обрадовалась и побежала сразу домой, мальчик же только вздохнул и остался у Дубанов.

Дочь нашла ключ на старом месте — под ветхими половицами порога — и вошла с мужем в комнату. Они сняли пальто и собрались было распаковать чемодан, как вошла Янчова.

Она остановилась у порога и уставилась злыми глазами на черный мундир зятя.

— Я не потерплю у себя нацистов! — проворчала она.:

— Брось эти шутки, старая, — рассмеялся зять. — Главное — деньги в кармане!

— Знать таких людей не желаю! — ответила Янчова и положила руку на щеколду двери.

— Мы привезли тебе немного кофе, мать, — вмешалась дочь и вынула из чемодана кулек, — и теплую шаль…

— Ничего мне от таких людей не надо! — повторила Янчова. — Ночевать места нет.

Последние слова она произнесла уже в сенях. И ушла, оставив дверь широко открытой.