Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Окна застлало плотной серой завесой. Шел снег.

Среди ночи он вдруг проснулся весь в поту и задыхаясь от жажды. Нащупав в темноте графин на ночном столике, стал жадно пить, несколько капель леденящей воды затекло за ворот ночной рубашки. Сердце колотилось, словно он мчался куда-то сломя голову. Только что мучивший его сон сразу же распался на отдельные смутные клочки, едва он попытался восстановить его в памяти. Конторский стол, огромная бухгалтерская книга со сплошь исписанными страницами, рука, протягивающая бланк, где всего два слова: «парное молоко».

Он вновь откинулся на спину, и ему почудилось, будто под кроватью тихо скребется кот. Внезапно всплыл еще один обрывок сна, удивительно четко и явственно: кольцо… Да ведь это же было нынче вечером, внизу, в столовой! Его зовут Кеслер. Это на его руке…

Рука вдруг оказалась возле самой подушки, сжала, как клещами, сердце, выросла до чудовищных размеров и улеглась поверх перины. А перина оказалась покрытой зеленым линолеумом и превратилась в банковский прилавок. Разве он не сказал: «Я знаю Герлиц»? Разве он не сказал: «Мне ненавистен этот город, мне ненавистен ты, Бертольд Шнабель, родившийся двадцать седьмого мая тысяча девятьсот восьмого года, признанный негодным к военной службе, служащий Дрезденского банка»? «…настоящим подтверждается, что господин Бертольд Шнабель проявил себя как образцовый и исполнительный служащий с высокоразвитым чувством долга. Он не только отдавал все силы на службу фирме, но отличался истинно товарищеским и теплым отношением…» Рука, лежавшая на линолеуме, приблизилась. Оправа камня была четырехугольной, он видел это совершенно ясно, так же ясно, как в тот день…

— Сегодня четырнадцатое января, господин Шнабель, оторвите же наконец листок на вашем календаре! Хорошо провели воскресенье? Не пожертвуете ли сколько-нибудь в фонд зимней помощи? Сами понимаете, — никого не минует. Ох, уж эти вечные сборы! В списке пока еще никого нет. Но если вы первый что-нибудь проставите, остальные уже будут этого придерживаться, понимаете? Тогда каждый даст чуть побольше, потому как пример заражает. Так, большое спасибо!

Фрау Цимзен, несмотря на голодные времена, все толстела, весь банк подтрунивал над ней, — может, даже из зависти. Она была освобождена от рытья противотанковых рвов вокруг города. «С щитовидкой шутки плохи, — так прихватит, что и помереть недолго».

Шнабель оторвал листок календаря. Затем принялся аккуратно точить карандаши, не слишком остро и не слишком длинно. Ученик Нерлих сунул свой жалкий завтрак в ящик стола и удалился — якобы мыть руки. Скорее всего просто болтал где-нибудь. Шнабель проводил его взглядом. Из бухгалтерии ученики переходили к нему, в кассовый зал, так было заведено. Банковскому делу тоже обучали с азов, как и всякому другому. Эту школу Шнабелю и самому пришлось в свое время пройти. Как бы там ни было, он все-таки кое-чего достиг! Вежливость в обращении и точность информации — основа образцового обслуживания клиентуры! У маленького Нерлиха была круглая детская мордашка и траурная повязка на рукаве синего костюма, пошитого к конфирмации. Один бог ведает, есть ли у него способности, необходимые для того, чтобы стать хорошим банковским служащим. Слишком уж часто впадал он в задумчивость и уже много раз допускал ошибки в подсчетах. И Шнабель всякий раз подробно втолковывал ему, к каким непредвиденным последствиям это может привести.

— Отсюда все данные по операциям поступают в бухгалтерию, там они суммируются и разносятся по соответствующим счетам; каждая цифра учитывается! В том числе и ваша, Нерлих. Но она обязательно выплывет наружу, даже если это всего один пфенниг! Именно мелкие суммы…

Нерлих только рассеянно кивал в ответ, явно не слушая.

— Что вам угодно? По доверенности вашего супруга? Конечно, фрау доктор, на счету семьдесят два, пятьдесят… Ну, это уже в компетенции казначея полка… Лучше всего будет, если вы напишете прямо в финчасть гарнизона! Никаких известий? Да, очень печально, почта из России идет медленно; оно и понятно, если учесть…

На обед был перловый суп. Воздух в столовой был затхлый, как в старом амбаре.

— Видно, залежалась на складе! — пробормотал Шнабель, отодвигая тарелку. Он не решался вынуть и съесть принесенные с собой булочки, — опять бы пустили слух, будто у него связи в деревне.

Когда Алеман перестал рассказывать свои вечные застольные анекдоты, из приемника, стоявшего в углу, донеслись слова сводки верховного командования.