Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Глаза Холлерера, уже не скованные обледенелыми бровями, всматривались в белую тьму неподвижным, холодным, словно ледяным взглядом. Почерневшее лицо было защищено и спрятано под капюшоном куртки, и только глаза с остановившимся взглядом, эти холодные, словно заледенелые, выжженные морозом глаза то вспыхивали, то вновь потухали. Снежная вьюга ослепила их.

Или это что-то другое? Холлерер, мигая, смотрел в глубину пустыни, поверх расплывающихся скал. Глаза слезились. Слезы замерзали. Маленькие ледяные слезы, повисшие на ресницах. Холлерер, мигая, стряхивал их, и они падали вниз, к мертвым. Он не прошел мимо них. Он еще не отомстил за них.

Холлерер не мог видеть почву под ногами. Все было сплошной зыбкой тьмой. «Господи, — думал он, — мне двадцать шесть лет, а что хорошего я видел в жизни? Все шло вкривь и вкось. Все я делал неправильно, ничего не понимал. Всегда был ужасно одинок, это самое скверное. Когда ты одинок, они уничтожают тебя. Мои товарищи могли остаться в живых, и только Вайс обагрил бы своею кровью снег. Но я молчал, товарищи были сами по себе. Кольмайер тоже замкнулся в себе, а ведь все мы были заодно. Господи, если бы мы вовремя поговорили друг с другом, не пришлось бы теперь одному убивать другого. Они разъединили нас, раскололи и в каждом создали разлад с самим собой. Потопили дружбу и благородство в ненависти и жажде убийства, и меня… и меня доконали. Ничего у меня не осталось, кроме вражды, крови, пепла… Если бы мы сказали «нет», если бы не захотели, если бы не выполняли… что могли бы сделать Вайс и ему подобные против всех нас? Да, и вот — расплата, и товарищам пришлось расплатиться. А хнычущий голос из укрытия уничтожил нас всех. Вайс опять устроился в безопасном убежище, опять одурачил нас. И так всегда, на протяжении всей мировой истории, и всегда нам крышка».

Холлерер оперся на винтовку, на его лице, еще больше потемневшем от волнения, горели глаза — последние искры, мерцающие под пеплом. Раны снова открылись. Медленно, упорно, уходила из него жизнь. Холлерер потащился дальше. Его мысли смешались… «Га-а-зы! Га-а-зы!..» Эта собака Вайс в конце концов просчитался… Сто сорок один раз, честь полка… Под конец он все-таки просчитался… «Эй ты, Холлерер, я обламывал не таких, как ты…» Я не доносчик, господин генерал, с Вайсом я сам расправлюсь… Он хитер, может быть, хитрее всех, но на этот раз он попался на собственную хитрость. Кольмайер, да, он был моим другом, делился со мной последней сигаретой, был лучшим столяром в роте, мог бы после этого кровавого безумия целую жизнь сколачивать гробы для почивших в мире людей… От одиночества погибаешь… От проклятого, бессмысленного, беспричинного одиночества погибли Зеппель Веглейтнер, Блазиус Гфейлер, Матиас Андрейнер, Якль Лехталер, Мартин Мейергофер, Карл Кунцльман… тундра, волчий закон, Вайс. В этот раз, единственный в своей жизни, Вайс просчитался.

Холлерер упал ничком. Снова поднялся, нагнулся, отыскал винтовку. Он шел, покачиваясь, сквозь утихающую метель. Нет, далеко ему не уйти, это яснее ясного. Вначале его шансы на спасение были один к десяти. Сейчас они равны нулю. Он предвидел, что так будет. Вайс — это злой рок, который следует по пятам, стережет на каждом шагу, склоняется над твоей постелью, скалит зубы и вешает тебя. Он следует за тобой, пока не наступает конец всему.

Холлерер заметил темное движущееся пятно. На четвереньках пополз по ровной площадке скалы, у подножия которой двигалось это пятно. Он узнал очертания человека. Вайс разминал ноги, согревался в своем логове. Он чувствовал себя в полной безопасности. У него была одна задача: выжить.

Холлерер снял рукавицу с правой руки. Рука закоченела и не могла удержать нож Кольмайера. Холлерер попробовал подняться, однако ноги отказывались служить. «Теперь, — думал он, — я мог бы уже быть по ту сторону реки Муонио или на краю тундры». Он свесил голову со скалы и впился взглядом в отдохнувшего, вооруженного врага. Вися над скалой, прижимаясь к мерзлой земле, избитый рукой ледяной вьюги, с угасающим взглядом глаз на отрешенном лице, Холлерер вспоминал бесконечную цепь ошибок, которые он совершил в своей жизни и которые привели его к этому последнему логическому концу.

«Я был одинок, я мечтал, я сам себя обманывал и не хотел признать правду, я только ненавидел, но не представлял себе будущего. Я одиноко шел своим путем, и Кольмайер шел своим путем, и товарищи шли каждый своим путем, и все это было смертельной ошибкой».