Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Это касается и нас лично. Поместье, которое я здесь подыскал, очень красивое и большое. Оно расположено неподалеку от города. Нашим сыновьям не придется сожалеть, что они зря воевали. Когда Удо вернется с войны, ему не надо будет держать экзамен по сельскому хозяйству. Он может сразу приступить к управлению здешним поместьем. А Фриц, — его ведь больше интересует коммерческая сторона, — заложит здесь сахарный завод, и тоже рядом с городом. Вязьма — городишко небольшой, но мы его потом расширим. На протяжении жизни одного поколения здесь мало что останется от русских. Вся область будет к тому времени заселена преимущественно немцами. Ну, мне пора кончать. Сейчас отправляют почту.

Твой Ганс.

Вязьма, ... февраля 1943.

Получил твое письмо, дорогая Анна. Еще больше жалоб, еще больше забот. Из твоих строк видно, какое впечатление на родине произвели события под Сталинградом, — что поделать, тяжело, тяжкий удар. У каждого немца сердце обливается кровью. Но мужества нельзя терять! Во всякой войне бывают поражения, во всякой. Однако такого катастрофического поражения мы еще ни разу не терпели.

Ты пишешь, что тебе непонятно, как могла целая армия попасть в ловушку. Для нормального, порядочного немецкого рассудка это действительно непостижимо. Это вообще не имеет ничего общего с европейской стратегией и тактикой, это просто азиатчина. Представляешь, что это такое?

Азиатчина, дикие орды, Чингисхан… коварство, нечто, не поддающееся учету, как внезапный смерч в пустыне. Окружить, уничтожить — по-монгольски, подло, и вдобавок еще по-большевистски. Когда окружали мы, то это выглядело иначе, систематизирование, по плану и уставу.

Но не волнуйся! Это наше последнее поражение. Ты понимаешь, что значит последнее? Силы русских исчерпаны. В эту отчаянную битву они бросили свои последние полки, использовали последние резервы. Больше им не подняться, крышка.

Теперь о Воронеже, — Воронеж обыкновенный провинциальный город, каких множество. Без такого можно обойтись. Конечно, неприятно, что под Воронежем нам тоже пришлось сократить линию фронта, но это еще не несчастье.

Листаю твое письмо. Ты просишь, чтобы я писал письма, вел дневник. Ты же видишь, дорогая, я это делаю. Муж и сыновья на фронте, ты одна управляешься с людьми и иностранными рабочими, это, несомненно, очень тяжело. Тут тебе надо бы помочь.

Твой вопрос — не тоскуем ли мы по Франции — вызвал у меня улыбку. Тосковать по чему-нибудь — не для нас. Разумеется, во Франции было прекрасно, и климат, и вино, и сравнительно тихая обстановка. Но и здесь можно жить, и неплохо. Ты знаешь, я люблю север. И вообще — мы закаленные бойцы. Где труднее всего, посылают нас, и мы ступаем туда железной пятой. Мы непобедимы.

Ах, если б ты видела моих товарищей вчера на веселой пирушке! Рупрехта — шея как у быка, кулаки — что кувалды; баварца Обервендлера — ну вылитый чемпион мира по боксу; помещика Штехлина — командир с ног до головы, строен как елочка, глаза сверкают, если только чуть не затуманены пивом или вином; сына горнозаводчика Квартца, прирожденного властелина мира, да, да, со своими заводами он скоро завоюет полмира и вытеснит прокаженных еврейством американских стальных королей. А старый капитан Шмидт… его зычный голос приводит в трепет подчиненных.

Это все люди из семей крупнейших промышленников и банкиров; есть и представители среднего сословия, честные, верные, надежные и преданные нам. И все исполнены нового немецкого духа, волею к власти и презрением к еврейско-христианскому сентиментальничанью, готовы беспощадно повелевать народами. А первейший из всех — наш генерал, настоящий завоеватель, сеющий смерть и погибель. Я, как видишь, не в плохом обществе, Анна. В таком окружении знаешь, чего ты стоишь, и оттого чувствуешь себя вдвое сильнее.

Настроение было хорошее. Шутили, пели. А под конец, когда стал острить толстяк Бергеман, от смеха даже стены дрожали. Он рассказывал пикантные подробности о своих карательных экспедициях в город, разные истории о молодых бабах, о шпионах и замаскированных партизанах, о всякой всячине, которая бывает при оккупации. В общем, всего не опишешь, да и предназначено это больше для солдатских ушей.

Если мы иногда позволяем себе повеселиться, сознавая нашу силу и непобедимость, не подумай, что мы бездельничаем и полагаемся во всем на нашего боженьку. Пока мы, офицеры, кутили, рядовой состав без устали трудился. И некоторые из нас после пирушки отправились не в постель, а на проверку сделанной работы.