Трумен Капоте - Если я забуду тебя. Ранние рассказы

«Бедная Лилли, она и сама уже старуха. Мне только исполнилось девятнадцать, когда она родилась, я была тогда молодой и хорошенькой. Джед, бывало, говорил, что я – самая красивая девушка из всех, кого он когда-либо знал, – но это было так давно. Даже припомнить не могу, когда я начала становиться такой, как сейчас. Не помню, когда я обеднела, когда начала стареть. Наверное, после того как ушел Джед. Интересно, что с ним сталось? Он тогда просто встал и сказал, что я сделалась уродливой, измочаленной, и ушел, оставив меня одну, если не считать Лилли, но от Лилли не было никакого толку, никакого…»

Она закрыла лицо руками, ей все еще было больно вспоминать, и все же она почти каждый день вспоминала одно и то же, и иногда чуть с ума не сходила от этого, начинала кричать и визжать, как тогда, когда приехал человек с двумя этими болванами-зубоскалами, который хотел купить ее камелии, она бы никогда их не продала. Но мужчина напугал ее, она боялась, что он украдет ее деревья, – и что она сможет сделать? А люди будут смеяться, как всегда. Вот почему она кричала на них, вот почему она ненавидела их всех.

В комнату вошел Лен. Это был негр невысокого роста, старый и сгорбленный, со шрамом через весь лоб.

– Мисс Белл, – спросил он сиплым голосом, – вы никак в город идти надумали? Я бы на вашем месте никуда не ходил, мисс Белл. Там сегодня жуть какая погода. – Когда он говорил, изо рта у него в холодном воздухе вырывались клубочки мутного пара.

– Нет, Лен, я должна пойти сегодня в город. Подожду еще немного и пойду, хочу вернуться засветло.

Снаружи из дряхлого дымохода ленивыми кольцами поднимался дым, повисая над крышей синим туманом, будто замороженный, – а потом резкий порыв ветра уносил его прочь.

К тому времени, когда мисс Белл, возвращаясь домой, начала взбираться по склону холма, уже стояли сумерки. В эти зимние дни темнота наступала быстро. Сегодня она обрушилась так стремительно, что мисс Белл даже поначалу испугалась. Никакого сияющего заката – только жемчужная серость неба, переходящая в густую черноту. Снег не прекращался, и дорога была покрыта холодной слякотью. Ветер усилился, и под его порывами резко потрескивали сухие ветви деревьев. Мисс Белл сгибалась под тяжестью корзины. День оказался удачным. Мистер Джонсон дал ей почти треть окорока, а коротышка Оли Петерсон – целую кучу подпорченных овощей. Ей не придется ходить за едой минимум недели две.

Дойдя до дома, она опустила корзину на землю и остановилась на минутку, чтобы отдышаться. Потом подошла к своим камелиям и начала срывать самые большие, похожие на розы цветки. Один из них она прижала к лицу, но не почувствовала прикосновения. Набрав столько, сколько могла унести в одной руке, она направилась обратно к корзине, когда ей вдруг послышался голос. Она замерла на месте и прислушалась, однако единственным звуком было завывание ветра.

Внезапно она почувствовала, что оседает на землю, но ничего не могла поделать. Протянув руку, она попыталась схватиться за что-нибудь, но там, в темноте, ничего не было. Лишь огромные волны пустоты накатывали на нее, принося мимолетные вспышки воспоминаний всей ее жизни – Лилли, Джед и отчетливый образ матери с длинной тонкой розгой.

Я помню тот холодный зимний день, когда тетя Дженни взяла меня с собой в старую развалюху, где жила мисс Белл. Мисс Белл умерла накануне ночью, ее нашел цветной старик, который жил у нее в усадьбе. Посмотреть на нее собрались едва ли не все жители городка. Ее еще не увезли – ждали разрешения коронера, – поэтому мы увидели ее в том положении, в каком она умерла. Я тогда впервые в жизни смотрел на мертвого человека и никогда этого не забуду.

Она лежала во дворе возле тех самых своих японских камелий. Морщины на лице разгладились, а вокруг повсюду были разбросаны яркие цветы.

Она казалась такой маленькой и совсем молодой. Крохотные снежинки припорошили ее волосы, а один цветок был прижат к щеке. Я подумал тогда, что это одно из самых красивых зрелищ, какие мне доводилось видеть.

Все говорили о том, как это печально и все такое, но мне это казалось странным, потому что там были те же люди, которые всегда смеялись и отпускали шуточки на ее счет.

Да, мисс Белл Ранкин была, конечно, странной и, может быть, немного чокнутой, но в то февральское утро, уже остывшая, с цветком, прижатым к щеке, неподвижная и умиротворенная, она выглядела прелестно.

– Хильда! Хильда Вебер! Подойди-ка сюда на минутку.