Лянская подавила в себе желание послать (обратив при этом внимание на «у НАС провалится» — соседка живет в этом доме третий сезон) и сухо сказала: — Сейчас приду. — Пришлось ей надавить на дверь, чтобы она закрылась.
Она закрыла дверь и стала думать.
«Чижик-пыжик, где ты был? — Да нигде я, …, не был». Врезка
Поскольку всё остается как было, то, можно считать, ничего и не было. Более того, выбрив ноги (все женщины бреют ноги, и я не знаю, как они это делают. Возможно, они пользуются в этих целях антикомариным репеллентом), она пошла, в один из минувших с тех пор выходных, на Невский. Там она непринужденно пообщалась с продолжавшим свой монументальный хоровод пикетом. В пикете-то тоже особо делать нечего, все стоят, глазеют по сторонам. Увидели своих — Лянскую — обрадовались. Те, которые к ней поближе стояли в тот раз. Конкретно — мужик с плакатом про Путина; в этот раз он заявлял о себе другим плакатом. Темы менялись, участники оставались неизменны. До всего-то им было дело. В этот раз то был референдум. И кризис, как же без этого, в пикете было речевок пять про кризис. Кризис никуда не девался, продолжал разворачиваться, как китайская роза, или какой-либо особо протяженный во времени салют с иллюминацией и фейерверком. Мужик-с-плакатом Лянскую не идентифицировал; и менее того ему бы пришло в голову вспоминать ее имярек, но — поприветствовал радужно и радушно. Она тоже не стала отворачиваться. А Кроп? Кропа нет; чтоб это видеть, достаточно проехать на троллейбусе от вокзала до Дворцовой. Уехал Кроп. За пределы ненавистного ему государства (зато — родина).
(Как уехал?! а квартира?..)
Квартира — лишь один из вариантов. Которые любые мгновенно обязан брать на учет настоящий экстремист. А вдруг явились скорейшие варианты, по линии неформальной, подпольной, подводной, международной. Да вот Андрей — с Петром Александровичем можно как-нибудь связаться?
— Не думаю, — веско сказал Андрей.
Лянская малость потопталась. Говорить больше было не о чем; про политику она ничего не знала, а то, что она могла воспроизвести из своего друга телевизора — здесь это не годилось. Стоящие в рядок люди — показавшиеся ей в тот раз такими же, как все, как она, — это были какие-то особые люди, высшая раса. Они торчали в небесах, как небо и луна — или как те кинозвезды, о которых можно прочитать в журнале «Спутник телезрителя», а рукой — не тужься, не дотянуться.
Она плюнула и пошла домой.
Вдруг она приняла решение.
Сунув ноги в каблуки (Лянская ВСЕГДА брила ноги. Всегда — а не то что перед каким-то пикетом. Это так обязательно уничтожать волосы кроме отдельных площадей в местах, где многие люди работают. Нет ни одного бородатого менеджера по продажам), она распахнула дверь и зацокала вниз, впечатывая их в истертые каменные ступени и оставив за дверью забытую мысль «…провались вместе с твоим домом», располагавшую остаться на диване, — гнев, породивший ее, обратился в каком-то другом, неизвестном ей пока направлении. Подумать о чем не было у нее ни времени, ни привычки.
На раздутых парусах Ира вынеслась во двор и остановилась.
Перед нею лежало бородинское поле с небом аустерлица.
* * *
Небольшая кучка людей усердно, но вяло спорила. Больше всех страсти проявляла соседка со второго этажа, взывая периодически к небу, где сидел, видимо, тот, кто ее понимал, потому что при нем она переходила на грузинский. В прочем основным языком совещания был местный.
Двор завалила листва с ветками и обрубки всех диаметров, с утра составлявшие вертикальную рощу из примерно десяти единиц. Контрапунктом всю речь накрывал визг бензопилы с высоты десяти метров, где действовал рабочий в корзине, продолжающейся стрелой и заканчивающейся машиной, крепко стоявшей на своих ногах. Трое мужчин, недалеко отойдя от нее, беззлобно и не без юмора отражали нестройный натиск толпы, состоящей из владельца подержанной «Ауди», ириныпетровниных соседей, студента, снимавшего комнату, и дюжины пенсионеров. Тот из мужчин, что покрепче, был шофер, только что покинувший пост, оставив открытой дверь в кабину, и присоединившийся к соратникам с целью боевой силы.
— Берегись! — крикнул рабочий сверху. Рухнул фрагмент тополиной кроны. Толпа хлынула врассыпную. Потом, видимо, устыдившись малодушия, сползлись.
— В Питере десять лет нет тополей, — втолковывал шофер, напрягаясь голосом. — Вчера на Ветеранов бабку тополем убило. Новую девятку сук через лоб вот так приколол.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу