Эна Трамп - Женский роман. Утопия

Это был один из последних в центре Питера просторных дворов — с футбольной площадкой и стоящими вокруг тополями — не было теперь ни футбольной площадки, ни тополей. Бревна удалось отстоять, их не дали вывезти и попилили опять же бензопилой силами кого-то из соседей, а топор компьютерщик принес, он, кроме общественной и трудовой повинности, умудрялся ходить еще и в походы. Залихватское уханье и запах и цвет ночных костров сменялись то телевизионными лампами и чуть ли не рельсами, по которым возят камеру туда-сюда, то ревом экскаватора, затем сменяемым треском и грохотом ломаемого жильцами выросшего в предыдущую ночь забора. Малолетний Каха окружился радужным ореолом безвозвратно потерянной довоенной жизни. Лянская поймала его и чуть не со слезами на глазах угостила чупа-чупсом. Мальчишка принял леденец, не продемонстрировал ни двуязычия, ни какого-либо вообще звука на любом человеческом наречии, и удалился, сверкая лампасами на рукавах и лампочками в подошве крохотных ботинок, которые, при всей ее зарплате, вряд ли она размахнулась купить, предположим, гипотетическим детям.

Зарплату подняли. То, что почувствовала (мы бы сказали «подумала» — как умела) Лянская в связи с этим, лучше всего выражается матерным словом из шести букв (нет, не «кризис»). Дело в том, что она была права. Если в тот раз (прочно забытый, и ею самой же в первых рядах) начальник лишь пошутил, а не беременна ли она? — именно потому, что это была не только шутка (пуще потопа в агентстве боялись беременных, и имелась графа в анкете, которую заполняли риэлторы при поступлении на работу, о семейном положении. Очень даже важная графа: кому лучше знать, как не Ирине Петровне; она же ими и занималась) — она и не стала отвечать. Ограничившись сказанным: затошнило и закружилась голова, потому и ушла. Она не любила, чтоб с ней шутили, и поэтому сама ни с кем не шутила. Попросту говоря, она была мымра. Думаю, оттого ее и не увольняли.

То теперь — знаменитостью стала не она. Но ее двор и дом — что было немногим лучше. Сотрудники желали обсудить вчерашний «пятый канал». Все они были «за!»; их не особо расхолаживало то, что сама-то Лянская явственно «воздержалась». Нехотя она цедила два слова в час. Им что? они и без нее могли прийти к последним и решительным выводам. Она перестала быть сквозной на просвет, вот в чем дело. Это стало несомненным, когда начальник вызвал ее и мужественно предложил помощь. Он рисковал! — ух ты, какие там в верхах сшибались вокруг этой несчастной несостоявшейся точечной постройки силы. Можно было, с помощью агентства, сбыть, с доплатой, ее комнату, поменяв на другую. Лянская отказалась; помаявшись, начальник добавил ей окладу, оправдавшись — вы мол, такая и сякая, и без вас как без рук. От этого она не отказалась. Стоял конец августа. В сентябре у нее был плановый отпуск. Турции и Кипры — после всех людей, прошедших перед ее глазами — не представляли заманчивый отдых. Был дом, оставшийся от родителей, в котором никто, включая их, не был двадцать лет. Она решила ехать туда.

[Птица синица]

Родители И. П. вообще не заслуживали бы упоминания, если бы не этот дом. А вы как думали? Прошлое надо еще заслужить. По-вашему, я зря сказала «двенадцать миллионов лет»? Я-то может и зря сказала, да не зря оно получилось.

Папа ее, Петр. Может быть, он пил. И может быть, папа его, а И. П. значит дед, в свою очередь воевал. А прадедушка их может быть даже работал в ЧК. Да что толку? Не воевала ни сама Ирина П., ни ее Петр, и значит не с чего ему было лживо праздновать день победы, потому что если ты сам никого не победил, а только пьешь — значит, это день твоего падения, а не день победы. Ну, он в остальное время работал и обеспечивал семью. Как сказал один умный человек, «это еще не повод, чтоб о нем читать», а писать, добавлю, тем более, и если «прошлое великой страны», то оно должно быть подкреплено чего-то стóящим настоящим. Я пока еще не вижу в настоящем Ирины Петровны ничего особенно великого, рановато, стало быть, кивать на предков. Нет, ее предки — все двенадцать миллионов Петров на поверхности земли, которые обманывали и жульничали, и ссылались на детей, чтоб оправдать обман, и терпели, когда обманывают их, и так все происходило и происходит. А будет происходить? Нет, не будет. Сейчас так не будет происходить. Не когда-нибудь, не через двенадцать еще миллионов лет, а сейчас, потому что всё уже есть, нечего чего-то еще дожидаться. Уже есть, чтоб надоело.