Эна Трамп - Женский роман. Утопия

От которого в этот момент — когда она гипотетически могла что-то сделать — государство ее обезопасило. Придержав капитал — в пользу тех, кому он действительно нужен. И потому она сделала то, что сделала. «Берегитесь нас, русских баб», даже — тем более! — даром проживших свою жизнь, не обучась думать. За неделю Ирина Петровна этого умения ясно, что не приобрела (тут нужна долгая привычка). Она могла бы, за отсутствием Кропа, вступить в какое-нибудь ДПНИ [1] Движение против чего-то там… сейчас оно иссякло, то есть — свято место — перетекло во что-нибудь столь же вонючее, движущееся еще куда-то. , переводящее чужой непосредственный гнев по самым недлинным каналам в свой паровозик, пыхтящий на коротких рельсах корысти, — так человек, прущий не глядя, вляпывается в гавно всем штиблетом. Но никакого ДПНИ не попалось ей на дороге. Ничего не было. Пикета не было, потому что был будний день. Народ давился у банкоматов, только и всего. Это было ровно десять лет назад, осенью 2008го, кризис достиг банков. Потом всё утряслось, то есть государство, с помощью ириныпетровниных денег, утрясло, — кроме тех банков, которые лопнули, понятно. Революции не случилось. Появились плакаты «Антикризисные цены». Это всё потом. Лянская не поехала в деревню; есть ли у нее деньги, нет — было теперь все равно. Она прошла через свой двор, в котором не было никаких признаков боевых действий, на что она не обратила внимания, когда входила первый раз, и что теперь отметила с любопытством, — забора тоже не было, который раньше был, зато торчали какие-то сваи, штук три или пять, которых раньше не было. Не какие-то, а буронабивные, вот какие. Соседи с работы не вернулись, но шли домой школьники, среди них Дато, то есть Каха Кикабидзе. Время-то детское. Лянская зашла в свой дом, на кармане у нее все еще были без малого тридцать тысяч, что позволяло прямо сейчас не бежать устраиваться уборщицей. Она тем не менее вытащила из ящика бесплатную газету и, вместо того чтоб сразу ложиться спать, стала рассматривать объявления. Вы думаете, это конец? Это был бы хороший конец. До свидания.

Движение против чего-то там… сейчас оно иссякло, то есть — свято место — перетекло во что-нибудь столь же вонючее, движущееся еще куда-то.