Эна Трамп - Женский роман. Утопия

Владелец «Ауди» видимо колебался. Час назад ему пришлось отогнать свою машину из двора, на чем его гражданский пафос иссяк. Он искал повода к отступлению. Он отступил бы сейчас, если бы не фактическое противоречие в словах оппонента и если бы студент рядом не петушился. Он был интеллигентный человек. Бензопила стихла, провалив двор в безмятежность конца — рабочий прикидывал сверху, кому на голову уронить, одновременно сигналя шоферу майну и виру помалу — отсюда больше стволов было ему не достать. Шофер в кабину, однако, не спешил.

— Мы, что ли, хотим? — сменил он курс. Эти крепкие мужики бывают по-русски хитрожопы. — Иди к своей Матвиенке, с ней говори. Нам, что ли, упали ее небоскребы? Мы, может, вообще на работе. Мы, может, хотели в музей в выходные пойти, нас что, спросили? — Он дружелюбно обращался к водителю «Ауди» поверх голов, безошибочно вычислив слабину: — Ты вот — ты что делаешь на работе?

— Эй-яа-а-а! — закричал рабочий. Бензопила взвыла. Корзина дернулась. Шофер ахнул и бросился к кабине, в которую залезла Ирина Петровна и с решительным лицом осваивала рычаги.

Он схватил ее за ворот и потащил наружу. Ира не сопротивлялась. Но оказавшись внизу, она брыкнула ногой и кратко сказала шоферу, который, порастеряв покой, готов съездить был ей по сусалам:

— Убирай машину. И убирайтесь сами. — Грудью вперед она шагнула на толпу и сказала дребезжащим от волнения голосом: — Вы чего стоите? Офонарели — какой небоскреб? Здесь аварийный фонд, грунтовые воды. В восемьдесят девятом застабилизировали метрополитеновский тоннель, всех должны были выселить на капремонт… — Она вздохнула, потому что голос у нее пресекся. — По причинам непреодолимого характера, — закончила она. И вдруг взвизгнула: — Кикабидзе, тащи своего Дато! Зови мужиков, гоните вредителей в шею! Ваши квартиры ничего не стоят!

Пенсионеры закричали «Ура!», студент засвистел. Рабочий, бросив бензопилу, перекинул ногу через корзину, готовясь ползти по стреле от греха подальше. Дедушка-демократ с волосами как тополиный пух напрыгивал на шофера, тыча ему в нос кулаком. Ира шагнула назад, потеряла каблук, еще шагнула. Подъездные старушки, взявшись за руки, ее прикрыли. Она вдохнула в себя густой древесно-лиственный воздух, прикидывая, попросить нашатырного спирту или, может, запеть после первой в ее жизни речи.

Посвящение. Пусть оно будет здесь, в середине, раз его нет в начале.

Посвящается Заикиной (не Зайкиной, а Заикиной) Александре Юрьевне, не знаю года рождения, — председателю рабочего профсоюза Выборгского ЦБК (Выборгская обл., поселок Советский) на стыке 90-х и 2000-ных годов, и Гордеевой Александре Михайловне, 1959 года рождения, — заведующей домом культуры Брусенского сельского комплекса (Вологодская обл., Нюксенский р-н).

Неожиданно привалила помощь.

Невысокий жгучий брюнет, с отсутствием нескольких передних зубов, охочий до всяческих пояснений (наверное, и зубы эти ему выбили, когда он что-нибудь объяснял) — работал, по его словам, на предприятии (малом) по изготовлению мебели. Еще брюнет, высокий и пышно кудрявый, очень спокойный, отвечающий только на вопросы — этот был компьютерщик. Очень высокий, двухметровый румяный толстяк — журналист; о нем ходили легенды; говорили, в одной из потасовок омоновцы ему сломали хребет, два года по больницам, жена и маленькая дочь; он мастерски, при том незаметно, рулил, воздвигающейся его фигуры хватало, чтобы перевести назревающую драку в веселый словесный торг; а когда приехало телевидение, наоборот, стоял в задних рядах, блистая насмешливо-позитивной улыбкой. Низенькая плотная девушка, с челкой, падающей на глаза, серенького, чрезвычайно привлекательного русско-татарского скуластого типа: мать двух сыновей, которых один раз демонстрировала сразу обоих, рядом с собой — круглолицые карлики-красавцы, норовящие затеять бучу, пока она отвечала честным, прямым, не знающим отступлений голосом: я делаю это ради будущего своих детей… мне страшно за мир, в котором они… туру-ру. Все они раздавали газеты. Никто из них не походил на революционера, изображенного в начале главы: это были вежливые, доброжелательные, открытые ребята. Жильцы страшно любили их и зазывали на пирог и на чай, они сидели и у соседей Лянской. Лянская спаслась в ресторан. Заказала обед и вино, обзавелась (повторно) пачкой сигарет — всю ее и оставила вместо чаевых. Вообще-то она никогда так не делала. Она была прижимиста. «Ради будущего» все заработанное держала на счете в госбанке — ни на что хорошее ни от того (будущего), ни от другого (банка) не рассчитывая.