Марина Москвина - Кентавр и Маруся

— Вали дылду! — завопили с верхних рядов близнецы Меерзоны, завсегдатаи всяких драк и соревнований, включая тараканьи бега и петушиные бои.

Эфраими Левушкаболели за Ивана, они видели его в Гомеле, когда ездили туда по торговым делам, восхищались его борцовской удалью и поставили рубль на его победу.

Белорусский Гулливер замер, беззвучно открывая рот, видимо, соперник так сильно сдавил ему живот, что воздух вышел наружу, а обратной дороги не было. Он вытянул свои огромные руки и стал размахивать ими, как мельничными крыльями. Тогда Гром подпрыгнул и, не размыкая железных объятий, произвел захват противника ногами. Мельничные крылья закрутились еще быстрее. Казалось, что Иван Гром, возомнив себя Синдбадом, оседлал огромную птицу Рух, которая могла унести в когтях слона.

Шапито огласилось смехом, кто-то даже позволил себе свистнуть. Ботик уставился на задубелые ступни Иваныча, которые невероятно вывернулись и сжимали какие-то точки на ногах Луки до тех пор, пока исполин не рухнул, взметнув огромное облако трухи.

Иванычсоскочил с поверженного великана и победоносно вскинул руки.

Номер явно удался, все прошло гладко, как на репетиции, успех оглушительный, завтра объявлено продолжение! Уж на этот раз Махонкинразорвет наглого Грома на кусочки, оторвет голову и предъявит почтенной публике.

— Антракт! — объявил довольный Шеллитто.

Слухи о турнире молодого витебского гиганта и заслуженного борца живо разлетелись по Витебску и близлежащей округе. С каждым днем Шеллиттоповышал цены на билеты, и все равно зритель валил валом. Лука одной левой гнул железные подковы, закручивал в спираль металлические прутья, а потом вновь выпрямлял их.

Особым успехом пользовался номер, когда он, лежа на спине, поднимал деревянную платформу с оркестром из трех музыкантов — четы Пенелопскерови трубача Ионы, который больше не разыгрывал из себя таинственного мистера Икс, но, паря на платформе под аккомпанемент сопелочеки гармошек, выводил на трубе арию Альфреда и Розалинды«К нам в окно стучит весна».

Однако при том, что Махонкинобладал чудовищной силой грифа, а именно — кистей и пальцев рук, в битве он был на редкость неуклюж, ходулевати вял, как макаронина. Поэтому директор строго-настрого запретил Грому тушировать великана — дабы невзначай не обнаружилось, какой у него сырой соперник. Напротив, Бэрдобязал Иванычавсячески придерживать мастодонта, чтоб, не приведи Господь, тот не оступился и не рассыпался в прах.

И до того он все здорово обстряпал, этот прохвост, что вскоре Лука стал любимцем публики, а Иван Иваныч, воленс-ноленс, принял на себя амплуа кровожадного «зверя», и его горячо полюбила галерка.

Когда же наступал черед проигрывать, Иванычкапитулировал грамотно, создавая видимость ожесточенной борьбы: накалял атмосферу опасными трюками — кусался и всяко приколачивал «любимца», щедрой рукою раздавал «лещей», «судаков» и «осетров», охаживал бока, таранил его своим крутым лбом, давил горло, зажимал нос и рот, стискивал голову железным ошейником (последний трюк он выполнял осторожно, ибо голова великана была несоразмерно маленькой и, чтобы скрыть изъян, Махонкин , выходя на улицу, нахлобучивал мохнатую казацкую папаху).

Приняв инсценировку за чистую монету, возмущенная публика впадала в раж — еще минута и бросится ломать цирк на мелкие кусочки! Того гляди полетят на манеж стулья, палки, все, что попадет под руку. Тогда, и только тогда, изловчившись, Лука укладывал Иванычана обе лопатки.

Зал взрывался аплодисментами, усталый гренадер нетвердою походкой покидал арену, а Иваныч«в злобном исступлении» переворачивал стол жюри.

Каша была заварена, публика раскупала с утра все билеты, вечером скопищенароду, охваченное лихорадкой, толпилось у дверей цирка, ожидая третьего отделения, когда была назначена борьба. А наутро не один конторщик или подмастерье очнется с головной болью и пустым кошельком.

Ботик не пропускал ни единой репетиции. Наездники, сыновья Шеллитто, гоняли его в хвост и в гриву: «Боб — туда!», «Боб — сюда!» Он, взмыленный, метался между конюшней и манежем, помогал разбирать и складывать реквизит, готовил лошадей. За это ему позволили бесплатно смотреть оба представления, дневное и вечернее, что доставляло Ботику неизъяснимое наслаждение.

Но бывали особенные вечера, когда он приводил с собой Марусю, в кои-то веки свободную от дежурства. Все связи были задействованы — Иона, Пашка-чавела, супруги Пенелопскеры, чтобы на пути у влюбленных не было никаких препон. Они устраивались в проходе на ступеньке, Ботик обнимал Марусю, прижимался к ней бочком и был на седьмом небе от счастья.