Акиф Гасанов - Реквием

В зале слева и справа, ряд за спиной и ряд перед журналистами были одни опытные агенты, которые могли разговорить и мертвеца. Никакой реакции. И тут еще буквально за несколько минут до начала представления у сотрудника наружки заработала рация и весь зал встрепенулся от треска аппаратуры. Этот шум так развеселил журналистов, что они широко заулыбались, понимающе переглядываясь.

Все, конец работе, можно сворачиваться, однако Христик успокаивает, мол подождем конца представления, раз они журналисты, стало быть, обязаны встретиться с артистами, чтобы на примере этих «битлов», расписать неминуемую победу западной культуры над затхлым болотом социалистического реализма.

Действительно, сразу по завершению концерта журналисты устремляются к артистам, и они живо беседуют на сцене, а потом все вместе заходят за кулисы.

«Ну вот, задание выполнено, сейчас западники обрабатывают незрелых грузин уехать на Запад и обещают там бешенный успех и такие же бешенные деньги и возмущенные музыканты выдворяют их и заявляют об этом в прессе» — расписал Христик будущее заявление артистов, о котором они еще представления не имели.

Дождавшись ухода журналистов, заходим к артистам и Христик, показав удостоверение, сразу переходит к делу: «Вы работаете от тбилисского концертного управления?»

«Да, мы официально работаем, это не халтура».

«И вы, наверно, часто гастролируете?»

«Практически не бываем в Тбилиси. Летом по всему побережью Черного моря».

«И вот представьте, мы отправляем в Грузию письмо, в котором сообщаем, что вы почти час беседовали с западниками о возможности покинуть страну?»

«Нет, что вы, мы говорили исключительно о музыке и о том, как мы пришли к мысли исполнять эти песни».

«Короче, так ребята, чтобы опередить такое письмо, а вы знаете, что мы не присутствовали при ваших беседах и вполне допускаем, что говорили вы именно о преимуществах Запада и желании туда переехать, так что предлагаю вам написать заявление, о том, что вас пытались уговорить уехать и особенно усердствовал такой-то?»

«И это все, этим вопрос закроется?»

«Более того, вы будете настоящими патриотами и вас особо зауважают на Родине!»

«Мы плохо пишем по-русски».

«Это хорошо, письмо будет выглядеть натурально и убедительно».

Забираем заявление и выходим.

«Христик, как Рахман среагирует на результат?»

«Акиф, это контрразведка, он в Москве трахал нас, мы в Баку оттрахали его. Надо будет тебе завтра написать хорошую статью в «Бакинский рабочий» и «Вышку», куда наши актеры будто бы отправили заявления, а потом мы эти газеты отправим в Центр и так легализируем шпиона».

С этого и началась моя журналистская жизнь, под чужим именем и не получая гонораров…

Я не пригласил на свадьбу никого из коллег, поскольку в те времена не было принято проводить помпезные свадьбы и присутствие сразу нескольких десятков сотрудников не одобрило бы руководство, да и гости чувствовали бы себя не совсем уютно. Мы с Рахманом решили, что соберемся отдельно в малом зале Интуриста, что и сделали через неделю после свадьбы.

Шахла одела красное платье и выглядела изумительно красиво, жены коллег были в восторге от нее, она вела себя удивительно свободно, будто была знакома с ними целую вечность, а я со стороны любовался ею и понимал, что она в центре внимания, что ее простота очаровала гостей и даже обычно немногословный и суровый Рахман выступил с прекрасной речью и это мне очень нравилось и я гордился ею.

И ровно через девять месяцев у нас родился сын и она очень сильно заболела, смешалось все — и воспаление легких, и послеродовые осложнения, и страшный мастит, и она сильно страдала, но не хотела отрывать мальчика от груди и это был ужасный месяц, поразивший меня ее готовностью к самопожертвованию.

Шахла по характеру была похожа на мать, столько же доброты и обостренного чувства справедливости. Ее неспособность долго сердиться, абсолютное отсутствие злопамятности, бесконечная любовь к людям и умение сострадать были поразительны.

Однажды, когда мы уже прожили долгую жизнь, она пришла расстроенная и сообщила, что одна из ее лучших студенток поступила в магистратуру и, несмотря на настоятельную просьбу Шахлы, ей отказали в бесплатном обучении и у нее нет двух тысяч манат заплатить за учебу. И она посмотрела на меня вопросительно и я, зачарованный этим взглядом, понял, что она имеет в виду и сказал: «Маша, у нас же есть две тысячи манат, может отдадим, а когда у них будет, они вернут».