Алексей Радов: Год

– Иудшуаы (beliefs) – типичный пример суперпозиции. Мне ближе по духу поэтика Просвещения, бедная проза улицы с социальным подтекстом. Проявлять над свечкой в ссылке письмо молоком, было вполне возможно в те годы, но старалась держаться стороны. Все было внове. А на следующий год Акдехай пропал, все немного привыкли к тихому спокойствию вечерних посиделок, гвалту с соседних строек. Когда мы снова встретились, сразу воспылала. Стройный красавец юноша ничем не напоминал позавчерашнего мальчишку разносчика. Для меня он был теперь уже не посторонним в теле чужого, а родственной душой. Мы общались через день, обсуждали общих знакомых. Однажды он пригласил меня к себе «на работу». Первое, что поражало в Союзе – спокойный холодок от тонких перегородок, улыбчивые лица служащих, мастерские фотографии на приятного оттенка чистых стенах. Почти сразу из кабинета выглянул непосредственный начальник. Не успела оглянуться, на пяти пальцах нарисовали. Вы бы что сказали дороже – честь или честность?

– Конечно, честь. Это совесть совокупная масс, решенная с умом в пользу общего блага, не забывая о проблемах конкретных личностей, – Аконт тоже разглядел за образованного собеседника.

– Разве одно возможно без другого, и возможно, что они значат по отдельности. Это не праздный вопрос, рассмотрим праздник как исконно мировое явление и исключительно мирное. Зачем праздновать что-либо, когда нет веселья, и почему настоящий отрыв возможен за закрытыми дверьми спален, клубов, элитных парков развлечений? Вокруг сомнения, давление сообществ, гротеск ожидания. Общество – большой вокзал, а люди – трясущиеся пассажиры.

– Ты не изменился, или слишком часто изменялся. Но куда мы едем? – машина давно оставила дорогу аэропорт-город и поднималась по серпантину на утопающую в хвойной зелени вершину.

– У нас тут домик, неподалеку. Там настоящий камин, мясо жарится. Захочешь – потом отвезем в твою гостиницу.

– Так кого надо убить? – перебил предвкушение яств разносольных Аконт.

Вместо ответа Легойда достал из кармана пару фотографий.

– Это и есть филантроп?

– Ненавижу филантропов, – умилилась своей карточке Патриция.

Язык Аконта прилип к небу, по бокам выступил пот.

– Знаешь его, – проиндуктивил Легойда. – Рассказывай, нам не сюрпризы нужны, а призовой фонд.

Провидение не оставило Аконта. Машину резко тряхнуло, вначале чертыхнулся водитель, повело влево и автомобиль влетел в обочину, перевернувшись падающим с небольшого горного водопада совсем мокрым бревном набок.

Потчуя все на свете ужасными проклятиями с похабными словами вперемешку, они вылезли на дорогу. Поперек дороги лежала лента с шипами, такая, для аварийной остановки машин.

– Бежим! – скомандовал Легойда.

– По дороге вверх, – в три раза громче проорал водитель.

Монитор перед охранником был старенький, но красноречивые жесты этой четверки были столь уморительны, что комедия сегодня на ночь вполне может быть сменена на качество.

– Прост! Смотрите, как бегут! Кто из них главный, наверное та обольстительная блондинка, разочарованно швырнувшая в кювет новенькие шпильки?

Прост отделился от полосатых фотообоев и посмотрел.

– Какая славная девочка! Может, случайно затесалась?

– Могу я не уважать, тех кого среди нас нет? – спросил в ответ охранник, – как же его зовут, это ведь у них самый мощный. На неделе дважды спрашивал, подождет до следующей.

Оставшись один, отмотал назад на крупный план и заинтересовался красотой незнакомой блондинки. Лицо рядом привлекло внимание – где-то видел его, когда? Обычный с виду парень, очень напоминает его, вот жизнь сложилась. Ни одной весточки не передал, теперь в лицах других видеть знакомые черты, искать. Однажды в толпе подряд попалось трое кряду. В тот день напился. А ведь очень вредно. И зачем отдал девушку этому, сам бы первый пошел, теперь жди вечера.

Изображение на мониторе резко превратилось в одинокую поперечную фиолетовую полосу, попал в итоге. Второй поднимать.

– Смотрите, еще один! – знание начало работать на дыхании. – Давай в кусты.

– Это ты все, говори, нечего разводить кур на проросшем просе, – водитель махнул пистолетом вверх.

– Довольно с него, – Легойда неожиданно для его комплекции запыхался. – Значит, ты. Берешь девушку и дуете в ее мотель. Чтобы жива осталась, будет тыкать, скажи: Акдехай. Объект завтра за час до полудня будет в библиотеке открывать выставку раритетных марок. Не объявимся, делать самому придется. Икру мне сказали ты кушать не так себе чтобы. На вот, – и он протянул Аконту пистолет. – Это немецкий – автоматический боек.