Марк Хэддон - Красный дом

– Некоторые мальчишки из моего класса хотят быть футболистами, но я не очень-то умею играть в футбол.

– А что ты умеешь?

Бенджи пожимает плечами. Может, он хочет, чтобы его оставили в покое?

– Наверное, я просто не очень хорошо тебя знаю, – говорит он.

– О чем ты?

– О том, что я с тобой мало разговариваю. Хотя я знаю, что ты вроде как моя тетя.

Это признание неожиданно трогает ее.

– Ничего, если я помолчу? – спрашивает Бенджи.

– Конечно, – отвечает Луиза.

Мелисса хотела вернуться домой по дороге, однако не знала, куда она ведет. Пришлось снова идти по раскисшей земле. Черт. Хорошо, если дома кто-нибудь есть. Она расскажет об этой лесбиянке. Правда, над ней, скорее всего, лишь посмеются и спросят, почему она допустила, чтобы Дейзи ее поцеловала? А если она не скажет им о поцелуе, то чем объяснит, что ее так ужаснуло? Подумаешь, какая-то девчонка влюбилась в нее. Прозвучит как хвастовство. Ведь на самом деле ее рассердил не поцелуй, а собственная реакция на него. Ей плевать на геев, даже на тех, кто женился и завел детей, и раньше ей нравилась мысль о том, что в нее влюбится какая-нибудь девушка, лишь бы не уродина. И Мелисса вновь и вновь прокручивала в голове произошедшее, вот только в этот раз она мягко отталкивала Дейзи и говорила: «Эй, притормози, я не из этих». Но в реальности-то она уже сказала совсем другое, а им еще три дня придется провести в одном доме. Гребаная грязь…

Дейзи больше не могла бежать. Остановилась и, тяжело дыша, упала на колени. Она согрешила. Ей хотелось всего того, что есть у Мелиссы. Ее зависть перешла все границы, и теперь Дейзи карают с изощренной точностью. «Ибо беззаконие мое я знаю, и грех мой всегда предо мною» [10] Псалом 50:3. . Люди будут испытывать к ней отвращение. Станут насмехаться над ней и оскорблять.

Дейзи огляделась. Унылый, лишенный растительности пейзаж, полей не видно, лишь пустоши кругом, да темнеют впереди горы, над которыми нависли грязно-белые облака. Она где-то потеряла пальто. Ад вполне может быть таким: не пламя и дьяволы-мучители, а леденящее душу безлюдье, когда сердце отчаянно жаждет тепла и дружбы, а разум твердит, что здесь этого нет.

«Ты ненормальная, и одежда у тебя дерьмовая». Почему именно Мелисса? Все тщетно и мерзко. Дейзи сама виновата, Мелисса лишь орудие судьбы. Она не притворялась кем-то иным, это Дейзи себя обманывала.

Представив, как Мелисса рассказывает все Алексу, Дейзи повалилась в мокрую траву и свернулась клубком, словно от удара под дых. Боже, помоги мне… Она кричала, но Бог не слушал. Он никогда не слушает, потому что Он всегда все знает. Вот почему на нее не снизошло просветление. Он еще в первый раз проник в ее душу и узрел притворство и ложное смирение.

Она лежала в луже. «Проклята земля за тебя» [11] Книга Бытия 3:17. . А дальше по тексту там «терния и волчцы», и одежды из кожи… Дейзи перекатывалась с боку на бок, представляя, как спрыгивает с высотки или стоит на рельсах в ожидании поезда: с опущенной головой и зажмурившись. От этих видений становилось легче, но это трусость. Нет, она должна все помнить. Боль станет ее единственным выходом, долгим шествием через огонь.

Вкус рта Мелиссы, ее веснушки… Алмазы и жемчуг. Как жестоко время. Будущее становится прошлым, содеянное будет навек твоим свидетельством. «Думаю, быть тобой уже достаточное наказание». Она слышала эти слова, но где?

Анжела вносит покупки на кухню и начинает разбирать их: сосиски, сырные палочки, груши… Дом тих. Мелисса и Дейзи, должно быть, где-то гуляют. Анжела заплатила двадцать шесть фунтов за такси, за рулем был маленький круглый мужчина, сикх из Пенджаба. Она не запомнила, как его зовут. Сикх рассказывал о своей сестре, вышедшей замуж за наркомана, и о том, как ему с братьями пришлось его приструнить . Анжела не стала расспрашивать о подробностях. На зеркале заднего вида подпрыгивал пластиковый Тадж-Махал, из динамиков пел Бон Джови.

Путешественники возвращаются через полчаса.

– Можно я посмотрю фильм? – вбежав в гостиную, кричит Бенджи.

И убегает, не дожидаясь запрета.

– Ну, доплыли до истоков Нила? – спрашивает Анжела.

– Для этого мы слишком медленно гребли, – смеется Ричард.

В комнату врывается трубный рев заставки «Роботов».

– Бенджи, закрой дверь, пожалуйста!

Алекс берет газету. Умерла Одри Уильямсон, серебряный призер Олимпийских игр в Лондоне 1948 года.

В комнату врывается Мелисса, освежившаяся и благоухающая.