Я уже упоминал об орленевской надписи на портрете, подаренном моему деду, Льву Каренину: «Лёвушка! Гамлета играй как я, но Кина все должны играть как ты». Это был главный манок, хотя на роль я не рассчитывал.
Стараниями учёного-ахматоведа Романа Тименчика, бывшего в то время правой рукой худрука Рижского молодёжного театра Адольфа Шапиро, стиховая мелодрама была «с колёс» принята к постановке.
Адольф на месяц уезжал в какую-то загранку и предложил мне поработать с его актёрами над пьесой и стихами.
— Захочешь ставить — ставь, — сказал он, и я остался в Риге.
И не успел я вернуться в Ленинград, как раздался звонок Дины Морисовны.
— Володя, это Дина, — сказала она, как будто её можно было с кем-то спутать. — Говорят, вы написали необыкновенную пьесу! Мне тут звонят из Москвы и вас разыскивают!..
— Это интересно, — сказал я. — Но если что-то и получилось, то потому, что у меня был сильный соавтор.
— Соавтор? Кто же? — удивилась она.
— Александр Дюма, старший.
— Вы всё шутите, — сказала Дина. — Что же это такое? — И, когда я объяснил, спросила: — Ну а мне можно будет с ней познакомиться?
— Почему же нет, — сказал я.
— Ну, я не знаю, как вы теперь к нам относитесь, — переход к множественному числу означал, что выясняется моё отношение не только к Дине, но и к Гоге и ко всему БДТ.
— Ко всем вам я отношусь, как к себе, — сказал я, — а вы знаете, что к себе я отношусь неплохо.
— Это правда, — сказа Дина. — Володя, я дала ваш телефон двум московским завлитам, я правильно сделала?
— Дина! Всё, что вы делаете, правильно, — сказал я.
— Так дайте почитать мне! — нетерпеливо сказала Дина.
— Диночка, честное слово, пьеса даже не отпечатана, в Риге я читал по рукописи, но, если хотите, приезжайте ко мне, я вам прочту, а вы подбросите дельные советы!..
— А что, я приеду, — сказала Дина, и мы договорились.
Первая туманность возникла накануне условленного чтения, потому что новым звонком Дина спросила, не буду ли я возражать, если она приведёт с собой актрису Х. и режиссёра Y. В этом я засомневался: оба мне не слишком знакомы. Дина намёк поняла и привела с собой одного Олега Басилашвили.
Мы начали с самогонки, после первого акта она сказала:
— Пока не скучно, — и мы сделали звонкий антракт…
В итоге встречи пьеса была одобрена, и я успел воспользоваться двумя толковыми советами легендарного завлита, прежде чем раздался новый телефонный звонок.
— Володя, я сказала Георгию Александровичу, что пьеса мне понравилась, и он ею заинтересовался. Ставить он, конечно, не будет, он не любит пьесы в стихах, но ищут, что ставить Y. и Z.
— Понятно, — сказал я.
— Я жду, когда вы напечатаете и дадите нам экземпляр.
— Диночка, — сказал я, — я оставлю экземпляр в случае, если пьеса пройдёт на читке. Зачем забивать ваш кабинет? У вас и так негде повернуться…
Прошло ещё какое-то время и, проявляя выдержанность опытного дипломата, Дина позвонила опять.
— Володя, — сказала она, — Георгий Александрович терпеливо ждёт, когда я дам ему экземпляр пьесы. Он слышал от меня, что она в духе и традициях БДТ, и сказал, что, оставив театр, вы ведёте себя в высшей степени благородно. Володя, позвоните ему сами… Вы давно его не видели?..
— Да, давно, — ответил я, не поняв всей глубины заданного вопроса, и сказал: — Я подумаю...
О болезни Мастера я слышал, но, отъединившись от театра, её реальных последствий себе не представлял. Мне виделся тот же Товстоногов, с каким я расстался два года назад, безапелляционный, цезарианский, приговоривший Сенеку к мучительной смерти. Мне казалось, что только таким Гога и может быть. Больше того, в сознании артиста Р. Мастер был уже неподвластен времени и должен был жить столько, сколько жить ему самому, а значит, мне.
Я уже ушёл, или почти ушёл. И все эти пунктирные связки и переговоры через Дину меня всё-таки напрягали. Но Дина хотела, чтобы разговор состоялся. Если я позвоню ему сам, значит, признаю старшинство, а с ним и вечную правоту Мастера, недаром же она передала мне Гогины лестные слова. Это был его шаг в мою сторону. И мне предлагалось сделать свой шаг навстречу.
И, спустя новое время, я набрал Гогин телефон.
— Здравствуйте, Георгий Александрович, это говорит Рецептер.
— Здравствуйте, Володя.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо. Более или менее.
— Георгий Александрович, Дина Морисовна сказала мне, что вы проявили интерес к пьесе о Кине.
— Да, это так, — сказал он. — Но она говорит, что у нас нет экземпляра.
Читать дальше