Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

Анна Аркадьевна хотела было рассказать про кисловодскую врача-диетолога, про Татьяну Петровну, которая научила готовить вкусные диетические блюда.

Но Егор Петрович без паузы спросил:

– Правильно ли я понимаю, что вы хотите прекратить наши свидания?

Она кивнула:

– Тем более что ваша жена превратно истолковала наши отношения.

– Моя жена, да. Очень хороший человек. Хоть и не душевный. Умница, верный соратник, надежный товарищ. С похмелья меня всегда тянет на патетику. Знаете, я более всего любил, когда она хворает. Она становилась слабой… – Егор Петрович неожиданно запнулся, вскинул брови, глядя мимо уха Анны Аркадьевны. – Легка на помине.

Анна Аркадьевна оглянулась. К их столику приближалась женщина, до странности похожая на попутчицу из поезда Москва – Кисловодск, только скрытно постаревшую на двадцать лет. Лицо супруги Зайцева: без морщиночки, пластмассово-гладкое, минимум тысячу долларов в месяц, имело тот самый кукольный вид, который у Анны Аркадьевны всегда вызывал не зависть и восхищение, а жалость.

Потом жалость (оттенком снисходительности) пропала, растворилась, как исчезло и все вокруг, потому что вслед за женой Егора Петровича, возвышаясь, двигался ее собственный муж Илья Ильич. Его появление в этом ресторане было нисколько не удивительнее, чем внезапное превращение официантов в крылатых вампиров.

Егор Петрович откинулся на спинку стула с видом раздосадованного человека, которому снова пытаются втюхать залежалый товар.

Анна Аркадьевна, не здороваясь, удивленно спросила мужа:

– Как ты здесь оказался?

– Меня настоятельно пригласила Ирина Викторовна.

– Прошу любить и жаловать, – поднялся Зайцев. – Моя супруга, Ирина Викторовна.

– Илья Ильич, мой супруг.

Мужчины внимательно посмотрели друг на друга, будто молча решая, подавать ли руку. Обошлись легким кивком.

Анна Аркадьевна изо всех сил старалась не показать свою панику. Лихорадочно думала, как естественнее это сделать. Потупить взгляд, уставиться в одну точку на столе? Или, напротив, гордо вскинуть голову, как безвинно оскорбленная? Изображать светскую львицу? Приятно познакомиться! Присаживайтесь! Мы уже подошли к десерту, но вы можете заказать горячее. Здесь отличная говядина с черносливом в горшочках.

Она не могла выбрать. Кажется, глупо или даже насмешливо улыбалась. Искала в лице Ильи Ильича ответ на вопрос, какие чувства его сейчас обуревают. Чувства были скрыты, выражение лица напоминало то, с каким он вслед за ней ходит меж стеллажей в супермаркете. Хорошо маскируется? Он дурашливо прикидывается рубаха-парнем только с пьяными приставучими женщинами. Он считает ниже своего достоинства в критической ситуации прятать свое отношение к людям. Он замполиту в лицо сказал, что тот идеологическое бревно и никакой Папа Карло, хоть Карл Маркс, не выточит из него Буратино.

Поиски ответа не мешали Анне Аркадьевне пристальнее рассмотреть жену Зайцева. Невысокая и очень худенькая женщина. Подчеркнуто худенькая – осиную талию перехватывает поясок со стразами на пряжке, коротенький узенький пиджачишко тоже поблескивает золотой нитью. Юбка пышная, колоколом, поэтому и показалось нечто кукольное, в складках юбки опять-таки что-то посверкивает. Для хорошего вкуса слишком много блеска. Посмотреть на ноги было неудобно, но если на них высокие сапоги до колен, то про хороший вкус можно вообще забыть.

– Убедились? – спросила Илью Ильича, как ядовито плюнула, Ирина Викторовна.

– В чем? – хором воскликнули Анна Аркадьевна и Егор Петрович.

Он гаркнул, она нервно кашлянула, что можно было принять за насмешку, нескрываемую, неделикатную потеху человека воспитанного, но не сумевшего скрыть злой иронии.

Их возмущение, не сомнительно искреннее, потому что скорое и легкое, точно разом сменило освещение, поменяло роли, выставило Ирину Викторовну да и примкнувшего Илью Ильича в комической ипостаси.

Ирина Викторовна пыталась что-то говорить, мол, она давно подозревала, и еще Анна Аркадьевна виновна в том, что их дочь не защитила диссертацию, отправилась грязную цыганву учить…

– Ирина… Викторовна! – приказал ей муж. – Сядь и молчи! Заткнись!

Егор Петрович был хорош. Настоящий руководитель, начальник, командир, полководец. Кто не послушается, тому несдобровать, в чем будет заключаться наказание неважно, потому что страшно. Если бы он сейчас приказал ресторанным работникам: «Выходи строиться!» – повара и официанты, как миленькие, в шеренгу вытянулись бы, во фрунт, в струнку, выказывая готовность подчиняться.