– Саша, здравствуй! – Они всегда были по-комсомольски на «ты». – Люда Игнатенко, узнаешь? Саша, мне нужна твоя помощь!
Он не сразу, но узнал Люду. Поморгал растерянно и быстро взял себя в руки, вернув лицу выражение занятости серьезными государственными проблемами.
– Запишитесь у моего секретаря, телефон есть в депутатской приемной.
И быстро пошел к машине. Деловой, озабоченный, в длиннополом плаще и лакированных, зеркально-блестящих ботинках на высоких каблуках. Саша был коротконог.
На Люду, когда вернулась, было больно смотреть. Страх за мужа и разочарование, обидное, как пощечина.
– Ерунда, – сказал Илья Ильич, – подумаешь, первый выстрел мимо цели. Биатлон уважаете? Всего-то один лишний круг пробежать. Завтра Анна Аркадьевна отправится с вами в Минздрав. Уверяю вас, она дойдет до министра и вывернет ему скальп наизнанку. Вы не знаете моей супруги! Когда она действует в интересах посторонних людей, то чиновникам лучше напялить на голову шапочку для бассейна, а поверх – ушанку из волчьего меха. И в то же время Анна Аркадьевна, когда дело касается ее собственной особы, проявляет редкое слюнтяйство и попустительство. У нас в соседнем подъезде живет бабулька – божий одуванчик. Вся такая благообразная, в платочке, крестится через слово: Дай Бог вам здоровья! Храни вас Господи! Свечку за вас в храме поставлю! Эта бабулька таскала Анне Аркадьевне яйца, по десятку в неделю, якобы домашние, из деревни. На самом деле – магазинные. Анна Аркадьевна прекрасно знала, что яйца фальшивые, но платила втридорога. Мне это надоело, и я натравил на богомолицу другую нашу соседку, Ольгу, женщину, не переносящую обмана и поругания принципов справедливости. Весь подъезд слышал, как Ольга чихвостила бабульку: Ты уж и штампы на яйцах отмываешь кое-как! Не смей Бога вспоминать, тебя за кладбищем похоронят, как бандитку! Анна Аркадьевна пряталась за дверью нашей квартиры и боялась нос показать.
Людмила улыбнулась, покивала, как бы поблагодарив за утешение, за стремление развеселить. Но в благополучный исход она не верила, всю ночь проплакала. Утром Анна Аркадьевна убирала ее постель, подушка была мокрой.
Скальп министра остался неприкосновенным. До него, министра, не пришлось карабкаться. Чиновник департамента, в который они пришли, отсидев небольшую очередь, попросил Люду написать заявление. Через десять минут на заявлении была резолюция. Чиновник сказал, что самые успешные операции подобного рода делают в такой-то клинике. Людмила Ивановна, не возражаете против моей рекомендации? Люда не то чтобы не возражала, онемела, не веря в счастье, только мелко кивала и смотрела на чиновника как на посланца небес. Он поднял трубку телефона, позвонил в клинику, продиктовал фамилию-имя-отчество, диагноз Людиного мужа. Могут приехать в ближайшее время? Спасибо, коллеги!
Все это – без блата, звонков депутатов, паданья на колени, угроз и взяток. Когда Анна Аркадьевна попыталась выразить признательность (Люда по-прежнему не могла слова произнести), чиновник – молодой мужчина с никаким усредненным лицом – поднял руки: это моя работа. Вы ведь не говорите дворнику каждое утро спасибо за то, что он метет ваш двор.
– Илья! – сменила тему Анна Аркадьевна. – Мы сегодня с Любаней меняли памперсы детям Игоря. Я очень волнуюсь за нашу дочь!
– Изо всех сил напрягаюсь, – почесал затылок Илья Ильич, – но связи между Любаней и грязными памперсами не улавливаю.
– Она в детском хосписе работает! Там дети умирают, даже младенцы.
– И дальше?
– Этого недостаточно? Она видит смерти детей, убитых горем родителей.
– Так ведь это хоспис.
– Так ведь это наша дочь! Я даже вообразить не могу, какую нагрузку испытывает ее психика. Я бы точно чокнулась, а я, ты знаешь, не слабачка. Проклинаю себя, что позволила ей это волонтерство, что не задумывалась. Дура стоеросовая! И ты тоже осел! Извини!
– Аня, мы это обсуждали…
– Она запудрила нам мозги! Мол, мне хватает твердости, я мягкотелая, надо закалиться, чтобы стать хорошим врачом.
– Правильно.
– Что правильно? Ты трясешься над Любаней из-за всякой ерунды и не видишь опасности! Она в монастырь уйдет! Я ей сегодня прямо заявила, если пострижешься, то я вслед за тобой и стану игуменьей.
– Стоп! – приблизил лицо к монитору Илья Ильич. – Без эмоций. Только факты и цитаты. Любаня собирается в монастырь?
– Нет! У нее же папа завзятый, то есть воинствующий атеист.
Читать дальше