Евгений Туинов - Человек бегущий

— Раньше Пушкины на Мойке-то жили, а теперь этот гад, значит… — чуть слышно проворчал Серега на бегу.

Борик не потащился в подвал с аппаратурой — для этого есть и другие. Костя вон или Феликс. Да и сам Алекс небось не надорвется. В самый раз ему в его уматном прикиде, в комбинезоне-то, и поработать, повкалывать, дать стране угля. Подумаешь, супер-звезда рока! Давай, давай, ящики вон потаскай вместе со всеми!..

В целом дебютом можно быть довольным. Их «Завет» теперь кандидат в члены рок-клуба. Еще несколько выступлений, и станут членами. Куда они денутся!.. Но это даже мелочи, пустяки, мусор в сравнении с тем, что конфиденциально сказал ему дядя Ваня, отведя в сторонку. «За вашей группой будущее, — сказал, значит, он. — Особенно паси этого мальчишку, солиста. Как его? Простоват он? Или Пустоват? Пустовойт, что ли? Вот он — талант, он вывезет. И ударник — прямо улёт! Таких мало. Гляди, переманят…» Дядя Ваня еще пообещал с кем-то переговорить, устроить какие-то смотрины на высшем уровне, возможно, включить одну-две песни «Завета» в развлекательную передачу на местном телевидении. А передача — это уже титры. В титрах будет написано так: «Рок-группа «Завет». Художественный руководитель — Б. Юдин»! Алекс, конечно, не слышал, что он талант, — незачем ему знать об этом! — но когда говорилось о телевидении, рядом стоял и аж расцвел от радости. А он думал, дядя Ваня мелочиться станет? Лида куда-то запропастилась. Что-то вышло у них там с Алексом прямо во время выступления. А Борик-то хотел ее дяде Ване представить, да он и сам интересовался… Вечно у этих талантов не то и не так что-нибудь, творческие муки! И чего она по нему сохнет? Разве ей такой псих нужен? Ей нужен он, Борик Юдин, который сумеет оправить этот бриллиант, удовлетворить все прихоти ее, нужды и капризы. Вон мать с отцом живет как сыр в масле катается. А кто она без него? Да никто! Простой зубной врач, каких много. Разве что очень красивая и молодая, да, такая молодая, что сам Борик до сих пор ее Диной зовет, как подружку. Она ведь и не стареет, будто душу дьяволу загнала. Совсем недавно опять у Борика спрашивали, имея ее в виду: «Это твоя сестра?»

Он свернул на Мойку. Ветер дул резкими порывами, как бы заикался, никак не мог что-то выговорить свое. То принимался, то переставал дождь. Зонт раскрывать не было смысла — еще сломается от такого ветрилы. Ладно, хоть под конец дня поперло, засветило, что-то путное удалось провернуть. Не все же ему на педсоветах виниться! Позвонить, что ли, Лиде, прийти, так сказать, на помощь в трудную минуту ее жизни? Пожалуй, еще рановато… Пусть перебесится, отчается совсем, надломится, выдохнется, разочаруется, тогда уж. А это что за бегуны по такой погоде? Дома им не сидится…

— Кажись, он… — неуверенно сказал Грушенков брату, замедляя бег.

— А ну, стой! — в простоте крикнул Серега Борику. — Дело есть!..

Надо было поближе подойти, о чем-нибудь несущественном заговорить, притупить бдительность, а уж потом, потом про дело-то… И чему их там, в армии, учили? Ну никакой хитрости, смекалки — ноль… Так он и станет их дожидаться! Ну!.. Точно…

Борик с диковинной прытью метнулся к ближайшей подворотне и исчез, словно призрак. Грушенков машинально уже просчитывал в уме варианты за него: проходняка там вроде не было, так что либо он в подъезде затаится, либо на чердак махнет, а там по крышам, либо уж в квартиру позвонит в первую попавшуюся, попросит политического убежища. Скорее всего затаится. По крышам опасно — ветер, дождь, скользко там, должно быть, и темно… А в квартиру звонить — хлопотно, надо объяснять что-то, врать незнакомым людям. Хотя Борик могёт и на это пойти. Тогда его не достать…

Серега был все-таки человеком дела, так что, не размышляя, видимо, долго, кинулся следом. Его ноги в туриках, в смысле, в туристических ботинках с рифленой грубой подошвой, тяжело пробухали в гулкой тесноте низкой подворотни. Грушенков зазевался было, но тут же опомнился и посеменил за ним.

— Держи его! Держи!.. — заорал Серега откуда-то, будто бы даже сверху.

Прогрохотали мусорные бачки где-то за изгибом гулкой стены. Там он, что ли, хорониться удумал? А Серега ничего, сразу засек!.. Свет лампочки над одним из подъездов был немощен и далек, так что Грушенков даже тени не увидел Бориковой, лишь по звуку приближающихся заполошных шагов определился. А он уже и сам был тут как тут, предстал перед ним черным силуэтом, страшно разлапившись и тяжело, отрывисто и с присвистом, дыша.