Евгений Туинов - Человек бегущий

Борик и не собирался так просто сдаваться, лапки, значит, кверху. Черта с два! Он собрал последние крохи сил — откуда взялись? — и попытался трезво оценить обстановку. Что им известно? Что говорить? О чем молчать, как рыба? Трезво почему-то не получалось. Опять этот страх, страх… Отрицать! Все отрицать! Не знаю! Не видел! Не пробовал! Не прикасался!.. Это лучше всего, это вернее. И бежать! Бежать отсюда при первом же удобном случае, бежать из смрадного этого подъезда, где приперли его к стенке, куда-нибудь непременно бежать! И все равно куда! Скорей! Скорей же!.. Если шарахнуть этому дылде, горе мускулов, тренированных в экстремальных условиях, но если все же вставить ему промеж глаз? Упадет? Во всяком случае, на время вырубится, выйдет из строя… Жаль, нет с собой выкидного американского ножа! Вот у него звук, когда лезвие выскакивает, — волосы дыбом, все врассыпную!.. Потом пугнуть, значит, или откинуть Груню в дверях… И путь свободен? Сложно, очень сложно. Наверх нельзя, уже пробовал ведь. Да и дыхалки явно не хватит оторваться от преследования. И что там наверху? Кто знает… Вдруг тупик?

— Это наркотик, милый мой! — сказал Грунин брат снисходительно, так и не дождавшись ответа.

Будет он языком ему молоть, как же! Борик напряженно метался отяжелевшей мыслью в поисках выхода. Он ведь есть, всегда есть, выход-то, только надо найти. А что, и на колени бы встал перед ним, унизился, если бы это помогло…

— И ты этот наркотик через таких вот простачков-лопушков продавал в школе, — говорил ему Серега Бологов. — Бизнесмен чертов! И вот что ты мне сейчас скажешь…

Еще чего! Он будет молчать! Поищи дураков в другом месте!.. Борик стиснул зубы и шумно сглотнул накопившуюся во рту слюну. Не услышат они от него ни слова.

— …Хранение, перевозка и продажа, — вещал этот умник с кондовым лицом записного праведника и борца за свою абстрактную справедливость. — Ты не думай, что за малолетством тебе спустят!..

Пугает! И страшно ведь, страшно!.. Хранение? Если бы избавиться от нескольких десятков косячков, что лежат дома, в бронированном кейсе… И зачем он их притащил туда? А так он и не хранит. Перевозка? Отпадает! Продажа? Ну здесь он подстраховался! Не продавал! И пусть он лучше Груне своему скажет об этом. Вот он хранил… И у него найдут, вскроют кейс и найдут, Так что и ему за хранение… За хранение…

Борик сам не ожидал от себя такой прыти. В полном, безнадежном, в тупиковом отчаянии он саданул по руке Бологова снизу. Косячки разлетелись в разные стороны. Пусть теперь собирают свои вещественные доказательства! Тряпка тоже поднялась, взлетела в воздух и на какое-то мгновение даже прикрыла лицо его мучителя. Но Борику его хватило, счастливого этого мгновения, подаренного ему судьбой. Он плечом, обеими руками и даже согнутой в колене ногой толкнул этого героя-десантника вниз со ступенек. И тот полетел!.. Взвизгнул Груня, не то кидаясь к брату, не то отскакивая в сторонку, чтоб не придавило. Бологов падал прямо на него, как слепой, растопырив руки, ловя и не находя ими узеньких железных перил.

Борик злорадно успел даже представить, как он грохнется сейчас своей широкой спиной, как заорет благим матом, забыв про свой ореол святого и справедливого… Какая-то дикая сила тут же подхватила его и кинула в долгом прыжке к окну на забежной узенькой площадке. Там невысоко, должно быть! Ух, хоть бы невысоко!.. Он рванул на себя легко вдруг поддавшиеся створки рамы и, заскочив на низенький подоконник, прыгнул, смело и лихо, как ковбой, в темноту и мокреть улицы.

Сзади протяжно зазвенело и сыпануло, раскатилось осколками разбитое, значит, стекло. Ноги коснулись земли и упруго приняли на себя вес тела. Больно жиганули об асфальт саднящие еще после того падения ладони. Пока это они обегут через подворотню… А он уже на набережной, он на коне, он бежит, и ветер свистит у него в ушах, и ноги не касаются почти земли, и сердце сорвалось и ухнуло в пятки, и вот он — дом, вот подворотня, вот же родная парадная… Бегом! Скорей! К черту лифт! Некогда! Некогда! На свой этаж! Вот и дверь… Открыть! Спрятаться! На все замки! На запоры!..

Квартира встретила его покоем и тишиной. Лишь в дальней комнате у Дины лопотал телевизор, да тихонько, ласково, как кот, рокотал холодильник на кухне. Борик разделся, разулся и босиком, забыв про тапочки, прошел на цыпочках в свою комнату. На всякий случай он закрыл и ее на медную старинную задвижку, как будто это могло спасти его от чего-то. И что же дальше?