Януш Гловацкий - Польский рассказ

Несмотря на присутствие Иры, желание увидеть Марию росло во мне с каждым часом.

— Что с тобой? — спросила Ира, глядя, как я нервно мечусь по комнате. — Ты стал каким-то другим.

— Нет, откуда ты взяла! — крикнул я, закрывая лицо руками, как от удара. — Нет, нет! Это тебе кажется. Понимаешь, я… (Ира взглянула на меня пристально.) Понимаешь… у меня неприятности по работе, — промямлил я, не найдя смелости открыться во всем, что меня мучило.

— Так уйди, — резонно ответила Ира.

— Но, понимаешь, а комната?.. Ведь сама знаешь, как в Варшаве с жильем, — продолжал я заплетаться.

Я подсел к ней и уже открывал рот, чтобы признаться во всем, когда услышал стук сапог и вопрос:

— К вам можно?

В дверях стоял Тадеуш, маленький, сияющий. Он начал объяснять, что постучал, а ему никто не ответил, а он слышал голоса и решил войти. Обрадованный его появлением, я закричал: «Просим, просим!» Тадеуш, мой избавитель, пришел напомнить, что обед у Леокадии ждет.

После трех дней Ириного присутствия я понял, что для меня существует только Мария! Это было равноценно признанию в собственном поражении, поскольку она по-прежнему не замечала меня. Через Калину я не мог ничего ей передать, так как они с Ирой были подруги еще со времен войны: служили в одном взводе Военизированных женских отрядов.

Перед отъездом Ира сухо посоветовала мне беречь нервы, что, как известно, самое главное для здоровья, а также расстаться с газетой. Она стояла в окне вагона. Я снова было решился обо всем рассказать ей, но тут дали сигнал, и поезд до Лодзи медленно тронулся. Я бежал по перрону и махал рукой. Я не мог знать, что прощаюсь навсегда.

Сам не свой, натыкаясь на прохожих, я вышел на людную площадь перед вокзалом.

На мосту через пути, прислонившись к балюстраде, слепой шарманщик наигрывал разные мелодии. У него был также ящик, из которого он при помощи чайки вытаскивал жребий. Я полез в карман за деньгами, но затем раздумал и медленно прошел мимо старика. Вокруг него толпились люди. Сделав несколько шагов, я остановился и, сунув руку в карман, нащупал там бумажку в пять злотых. Как раз столько стоил билетик. Я вернулся и, не глядя ни на кого, отдал деньги слепому музыканту. Чайка молниеносно опустилась на дно ящика и острым, длинным клювом вытянула карточку. Я равнодушно, как будто это меня не касалось, положил карточку в карман. Только отойдя немного, я остановился и облокотился на балюстраду. А затем вытащил из кармана листок бумаги в надежде: а вдруг там будет написано имя той, кого я люблю.

Я быстро пробежал глазами по неумело отпечатанным буквам, и мне стало жаль пяти злотых. «Остерегайся друзей», — гласила первая часть предсказания. После разговора с Леоном и письма, которое он мне направил, у меня на этот счет иллюзий не было. Другая часть оказалась более туманной: «У тебя непостоянный характер, берегись сквозняков». Я еще раз перечитал и поморщился.

Только спустя некоторое время я убедился, что предсказание не обманывало. После объяснения с Марией на балконе, выходившем на площадь Нарутовича, я встал наутро с опухшим лицом: в результате сквозняка нажил воспаление надкостницы.

С Марией складывалось наилучшим образом, хуже было с жильем. Раздосадованный и нервный, я с минуты на минуту ожидал дальнейшего развития событий. Мария успокаивала меня, но ведь не она была комендантом военной газеты. Я дрожал от страха всякий раз, когда кто-нибудь стучался в дверь.

На третий день после письма Леона, в полдень кто-то постучал энергично и властно. Я вздрогнул — наверное, комендант. Я подошел к двери и, придерживая ее ногой, повернул ключ.

— Кто там? — прорычал я, приняв решение обороняться насмерть.

— Впустите, пожалуйста. Времени нет.

Голос показался мне удивительно знакомым и, несмотря на хриплость и резкость, приятным. Я распахнул дверь и увидел в ней Метека — завхоза «Литературных новостей».

— Это вам — ордер. На квартиру в жилкооперативе на Жолибоже. Завтра можете и переезжать, — сурово глядя на меня сквозь очки, он подал бумажку с адресом. — До свидания!

— До свидания! До свидания!

Я вышел за ним в коридор и, онемевший, глядел ему вслед. Он спускался по лестнице стремительно, как бы съезжая на своих мягких резиновых подметках. «Порядочный человек», — подумал я не без симпатии, хотя такого мнения был не всегда. И люди порядочные, и весь мир такой, — я был полон надежд и радости жизни.

В следующую секунду снова постучали. Обрадованный, я крикнул: