Януш Гловацкий - Польский рассказ

— Войдите! — крикнул я энергично, желая тем самым приободрить себя.

— Не помешал? Разрешите? — В дверь, блестя золотом зубов, протиснулся нагл комендант. Голова у него была как луковица, обращением он отличался бесцеремонным, лишенным всякой щепетильности, особенно когда речь шла о выполнении служебных обязанностей.

Я затрепетал. Кто угодно, только не он!

— Спите еще? — умильно спросил он, быстрым цепким взглядом охватывая всю комнату. Заметив мое замешательство, он присел в ногах на топчан и, восхищенно покачивая головой, произнес:

— Да, уважаемый товарищ, комнатка что надо, с видом, можно сказать!

— С видом на кладбище! Вот поживите здесь попробуйте. Высотища. Пятый этаж, аж сердце в пятки, пока доберешься!

— Ну, ну, ничего, ничего. Со временем и лифт пустим. А впрочем, вы-то выезжаете? — Он взглянул на меня, вытянув губы, как бы говоря о чем-то само собой разумеющемся. В эту минуту он напомнил мне одного довоенного полицейского, оштрафовавшего меня за переход улицы в неположенном месте.

— Не знаю, не знаю, — я растопыренными пальцами расчесывал сбившиеся волосы. — Вообще-то мне здесь даже нравится. Не могу пожаловаться. Квартира бесплатная…

— Вы не платите? — удивился комендант.

— Ну конечно. А что? Теперь все государственное. Служба, я, жилье!

— Полно, не шути́те. — Он встал с топчана, одернул китель. Затем вынул из кармана какую-то бумагу. — И обстановочка, вижу, есть, — он почти присвистнул от удивления.

— А вы хотели, чтобы я на полу спал? Так нет же, не дождетесь!

Я спрыгнул с топчана и набросил пиджак поверх пижамы. Я был единственным штатским в редакции. Намерение призвать меня было, но я вежливо и решительно отказался. Хотя мундир и давал некоторые привилегии, зато и чересчур обязывал. А так — сам себе хозяин.

— Вы разрешите, я немного сполоснусь? — учтиво спросил я коменданта.

У того перехватило дыхание.

— Что, что?

— Мне хотелось бы привести себя в порядок. Разве распоряжения по воинской части такой-то (здесь я назвал ее полный номер) ничего об этом не говорят?

— Нет, нет, пожалуйста. — Он уважительно склонился, не забывая, что формально я все еще был вышестоящим. — Хотя уж и поздновато. Так когда вы выезжаете?

— А который час? — прервал его я.

Он поспешно взглянул на часы.

— Почти десять…

— Ну, видите, поручик, самое время вставать. Вы мне дали исчерпывающую информацию об обстановке на сегодняшний день, теперь разрешите вас покинуть.

И я быстренько скрылся в ванной. Пуская воду, я чувствовал себя неловко. День был испорчен, а ведь предстояла встреча с Марией. Правду сказать, только эта встреча и была для меня важна, но бесили эти мелкие житейские дрязги. Отсутствие чувства солидарности у некоторых людей приводило меня в отчаяние. И почему этот Леон так уперся? Ведь был же порядочным человеком!

Я умылся старательно, даже старательней, чем обычно. Прополоскал рот холодной водой и, побрившись, вернулся в комнату, открывая дверь так осторожно, словно там находился тяжелобольной. Увы! Я уж думал, что комендант убрался. Но где там! Он удобно разместился в кресле и, взяв книгу с полки, наслаждался чтением.

— Хоть отдохну у вас! — заметил он добродушно.

— А я — нет!

Мой грубый ответ несказанно огорчил его. Он стал жалеть меня, оправдываясь, что он-де тут ни при чем, это редакционное начальство распорядилось, чтобы очистить помещение в течение трех суток, но сегодня только второй день начинается, а сам он — на службе, просит его понять и извинить, но он обязан переписать казенную мебель, чтобы ничего вдруг не пропало.

— Что я, на себе ее вынесу? С пятого этажа? — вне себя от ярости спросил я.

— Уж ваше дело. Мне на этот счет никаких инструкций не было. Так когда вы окончательно выезжаете? — добавил он уже значительно более мягким тоном, словно спрашивая у выздоравливающего о его самочувствии.

— Послушайте, поручик, я и в самом деле не знаю. Не терзайте меня, оставьте меня наконец в покое, — умолял я. — Все от полковника до ефрейтора и от ефрейтора до полковника только и интересуются, когда я выселюсь. Как будто я противотанковый дзот занимаю. К черту, остаюсь! Мне и тут хорошо.

— А мы только того и желаем, чтобы вам сделать как лучше. — Он разглядывал книжную полочку, бормоча себе под нос: — Какая рухлядь. Так когда же вы, товарищ секретарь, выезжать думаете?

— А как на улице сегодня, тепло? — спросил я, излишне сильно затягивая узел галстука.