Януш Гловацкий - Польский рассказ

— Ну так что, Янек, ответ нужен?

— Товарищ полковник распорядился привезти ответ. — Парень вытянулся почти по стойке «смирно».

— Так передайте полковнику, что ответа не будет, — отрезал я решительно.

Янек щелкнул каблуками и собирался было уходить.

— Минутку, минутку, обождите, — задержал я его. Предугадывая неприятные последствия такого ответа, я счел нужным несколько его смягчить. — Понимаете, ведь комнату сразу не найдешь, нужно время. А впрочем, можете идти!

Несколько позже, за обедом, который, столуясь у Леокадии, мы всегда ели вместе, Леон учтиво поинтересовался, какое впечатление произвело на меня письмо, направленное от имени руководства центрального печатного органа Народного Войска Польского. Уязвленный его тоном, я присматривался к нему исподлобья. Вне всякого сомнения, он собирался усложнять мои дела, и именно тогда, когда они должны были бы складываться самым благоприятным образом. К своей невесте я переселиться не мог, потому что в квартире, которую она занимала, жили еще три семьи, плюс к тому — в ее комнате размещались ее сестра и подруга. У меня положение было похожее. Моими соседями по квартире были семьи двух сослуживцев из редакции, к тому же я, как холостяк, лишен был доступа на кухню. А теперь меня просили и из этой комнатушки, и передо мной открывалась малоприятная перспектива ночевки под мостом Понятовского, который, к счастью, как раз восстановили. В Варшавской конторе жилкооперации мне, правда, обещали площадь, но, как известно, обещаниями сыт не будешь. Этим голодным и был я, так как несколько месяцев тому назад, когда мне выделяли жилье в первой очереди домов в Жолибоже, я не представил официального обязательства немедленно жениться, чтобы таким образом выполнить все требуемые формальности, поскольку метраж превышал норму, положенную на одного человека. Поэтому неудивительно, что я так косо взглянул на Леона, с которым до сего времени работа складывалась у меня как нельзя лучше. Он был человеком культурным и хорошо воспитанным. А та шутка, которую он теперь сыграл со мной, я полагал, была не из лучших. Он вскипел. Это вовсе не шутка, а распоряжение руководства. Свои рассуждения он подкреплял обильной аргументацией, и выходило, что он только и думал, как бы мне было лучше.

— Эх, выгоняешь ты друга на улицу! — Моя судьба растрогала меня.

— Ну, ну, не преувеличивай! Как-нибудь устроишься, — отвечал он, полный уверенности в моих силах.

Я мрачно наблюдал за тем, как Леокадия распределяла свиные котлеты, и следил, чтобы мне не досталась какая похуже. Предосторожность была нелишней, поскольку недавно я обедал здесь с Ирой, а теперь внезапно выяснилось, что намерен жениться на другой.

— Если бы вы ее только видели! Она прекрасна, как… — я применил поэтическое сравнение, касающееся цветка магнолии, которое было принято всеми без энтузиазма. Вероятно, никто из них никогда не видел деревьев в цвету!

Тут вошел Тадеуш, молодой офицер, и галантно пристукнул каблуками.

— Товарищ полковник! — гаркнул он. — Номер готов…

— Садись, мы уже первое съели, — ответил я за Леона. — И перестань валять дурака, здесь частная квартира, а не редакция. А ваша газета мне в зубах навязла…

— Вот это уже что-то новое, — он попробовал улыбнуться.

И хуже всего было то, что он воспринял мои слова всерьез и начал убеждать меня в их несправедливости.

— Я выезжаю из комнаты, — пробормотал я удрученный, со ртом, набитым котлетой. Она была чуть-чуть подгоревшая, причиной чему, я считал, было волнение Леокадии, столь же умелой в хозяйстве, как и в редакции. — Выезжаю под эстакаду моста Понятовского! — пожаловался я.

Тадеуш посмотрел, удивленный, на меня, потом на Леона, который как-то сгорбился, делая вид, что занят исключительно едой.

— Послушай! — Тадеуш тут же нашел выход. Он пригладил свою слегка волнистую белесую шевелюру и напыжился. Росту он был невысокого и поэтому любил придавать себе значительность зычным голосом. — Слушай-ка, — на сей раз он произнес это совершенно спокойно. — Можешь поселиться у меня, если тебя выбросят!

— Ну, ну, пусть попробуют. Не осмелятся, хотя комната и ведомственная. Запру двери или перестреляю их всех, — огрызнулся я, забыв, что у меня нет оружия.

Впрочем, Леона можно было пугать смело: предполагаю, что он в жизни не выстрелил. Я взглянул на него. Согнувшийся, с головой, ушедшей в туловище, с плечами, выгнутыми, как обручи на бочке, в очках, сползающих с носа, он напоминал марабу — диковинную птицу-хищника из Индии.