В тени полотняного шатра, недалеко от хозяина карусели, облаченного в плотный суконный костюм, на рыжем скакуне спокойно и задумчиво сидел Михэицэ. Когда мы подошли ближе, он нас увидел, весь как-то просветлел и ласково улыбнулся матери. Носком туфли он нащупал стремя деревянной лошадки, спешился и помчался к нам, вытянув вперед ручонки. Астроном сразу же прервал беседу с господином Валентином Попеску и тоже подошел к нам.
Золушка мягко упрекнула мужа:
— Как же ты мог оставить ребенка одного?
— Что-нибудь случилось? — встревожился Костин. — Я дал мальчику несколько лей, чтобы он покатался, как только пустят карусель, а сам пошел поговорить с господином Попеску. Правда, наша беседа затянулась.
Мальчик поднял к отцу свой выпуклый лоб и глаза в золотых крапинках:
— Когда ты пошел к господину Попеску, я отдал хозяину два лея и сел верхом на рыжего коня. Он мне очень нравится.
Золушка взволнованно посмотрела на меня, ломая пальцы.
— Михэицэ, — ласково начал ему выговаривать отец, нагнувшись к ребенку, — ты должен был подождать, пока карусель начнет крутиться.
Ребенок не сводил с нас своих глаз, голубых, как весеннее небо.
— Я ехал верхом на рыжем коне, — ответил он, — и ускакал далеко-далеко, в те края, о которых мне рассказывала бабка Иоана.
Золушка попыталась мне объяснить, кто такая бабка Иоана. Я же пошел ей навстречу: взяв мальчика за руку, притянул его к себе и очень серьезно спросил:
— Расскажи, Михэицэ, красиво там, где ты побывал?
— Ну конечно, — улыбаясь, ответил ребенок. — Я заплатил хозяину сколько положено и путешествовал на коне. Там все очень красиво.
— Да, да, ты прав, — спокойно подтвердил я. — Добраться в края сказочных добрых молодцев можно и до того, как соберется народ, и вовсе не обязательно, чтобы карусель вертелась. В конце концов, у хозяина карусели только деревянные лошадки, а ты мчался на настоящем коне.
— Правда, дедушка! — радостно подтвердил ребенок. — А вот когда я странствовал, то очень жалел, что не взял с собой маму.
Прижимая к себе мальчика правой рукой, я взял левой за руку племянницу.
— Смэрэндица, — сказал я ей серьезно, — речистые и спортивные дети, всезнающие умники никогда не найдут волшебной шапки из «Тысячи и одной ночи». Твой сын нашел ее.
— А тебе, родной, — взволнованно добавил я, кладя руку на голову Михэицэ, — дано мечтать, значит изредка ты будешь счастлив.
Золушка нагнулась к своему мальчику и молча поцеловала его задумчивые глаза.
Перевод с румынского А. Садецкого.
Сугробы — как дома́. Снег кончился, а солнца все нет. Дома мы, собравшись в кучку, торчим у печки, пока не надоест. Сидим, сидим… Прямо осточертело! Потом натягиваем на себя лохмотья и выходим понемножку на улицу. Переминаемся с ноги на ногу, даже бегаем. Когда бегаем, согреваемся. Везде протоптали дорожки. Так проходит время. Иногда вечером зайдет сторож из примэрии, постучит палкой в калитку. Собаки яростно бросаются на него.
— Эй, кто там?
— Я, дядя Тудор, я, Джянтэ.
— Чего тебе?
— Запрягай-ка лошадей, надо тут одного купца-грека отвезти в Балта-Сэратэ.
— Сейчас, ночью?
— Сейчас. Купец больно торопится.
— Ладно, скажи, иду!..
Отец рад. Он сможет заработать целый лей, круглый серебряный лей. В темноте он запрягает лошадей. Напяливает на себя все, что есть теплого. Уходит. На дворе темная ночь. Слышно, как трогаются сани, как звенят колокольцы.
Балта-Сэратэ далеко, наверху, в верховьях Кэлмэцуя. Купца надо отвезти туда. В городе на Дунае купцов много, — они скупщики зерна и кукурузы. Они шатаются по деревням и зимой и летом, не знают покоя и вечно скупают хлеб у богачей. Отец всех их знает, знает, как каждого зовут, знает, кто чего стоит. Они каждый раз посылают сторожа за отцом. И он идет. Возит их в санях, в телеге, смотря по погоде. От этих поездок ему кое-что да перепадает.
Купцы жадные. Деньги недешево даются.
— Мама, а сейчас волки в поле есть?
— Есть.
— Они отца не съедят?
Читать дальше