— Я больна, я страшно больна, — начала Адина, — даже не понимаю, как у меня хватило сил добраться сюда. У меня больная печень, расстроены нервы, больной желудок, и кто знает, может быть, поражены и легкие…
Санду искоса с саркастической усмешкой взглянул на Ирину и продолжал молчать. Ирина поудобнее уселась на стуле и тоже упорно молчала.
— Я одинока, и никому даже не взбредет в голову оказать мне хоть малейшую помощь. Никто даже не интересуется: что делает эта несчастная женщина, дни и ночи одна в своей трущобе? Кто колет ей дрова? Кто топит печь? Кто скажет ей хоть одно доброе слово?
— У вас есть подруги, — сухо бросил Санду.
— Подруги? А что за прок в наши дни от дружбы? Подумать только, сколько добра делал им бедный Джеорджикэ, — отвозил их домой на машине, устраивал их родственников, даже самых тупых, на хорошо оплачиваемые службы. Какие он задавал банкеты!
— На свои деньги! — пошутил Санду.
— Какое вам дело, на чьи деньги? — окрысилась Адина и злобно покосилась на него. — Такой уж у нас был установлен порядок: он давал деньги на расходы по дому, зато я ничего с него не требовала на свои туалеты. Он был мне благодарен за то, что я следила за порядком в доме, за банкетами, которые он давал, и за твоим воспитанием, Ирина. Ведь я всегда болела, а Джеорджикэ умел меня беречь.
— Ну, об Иринином воспитании лучше не говорить!
— Как, вы смеете говорить, что ваша жена дурно воспитана и необразованна? Она владеет двумя языками, ее всегда воспитывала гувернантка, и, если бы вы не вскружили ей голову, она получила бы и высшее образование.
— Слава богу, что за ней хоть гувернантка ухаживала, а то слишком уж ей плохо жилось в вашей семье. Я вовремя спас Ирину.
Адина метнула яростный взгляд на дочь.
— Почему ты молчишь? Что ты ему рассказала про меня, неблагодарная? А теперь ты ему разрешаешь оскорблять твою мать?
Ирина сидела не поднимая глаз. Она была глубоко взволнована, ее так и подмывало сказать матери несколько резких слов, но сдерживал какой-то смутный страх, который она принимала за жалость. Потупившись, она ответила тихим, ровным голосом:
— Какой смысл ворошить прошлое? Лучше ты, мама, скажи, о чем хотела поговорить с нами.
Адина вновь начала плакать. Действительно, целесообразнее не говорить с ними о прошлом: она не в силах бороться с ними. Подобный разговор мог растянуться до бесконечности. Здесь нет Джеорджикэ, чтобы ее защитить, а эти двое просто неблагодарные эгоисты. Следовательно, разумнее всего сейчас же приступить к главному, но для этого необходимо предварительно их разжалобить.
Дети, игравшие чуть подальше на ковре, подняли голову, пораженные ее плачем. Туту с любопытством уставился на бабушку, а Нина жалобно искривила личико и тоже начала хныкать. Испуганная Ирина быстро вскочила, подхватила девочку на руки, нежно обняла ее и усадила к себе на колени. Успокоившись, Нина начала играть ожерельем матери, а Туту, радуясь, что остался полным хозяином поезда, утащил его в соседнюю комнату и начал разбирать паровоз.
— Дети, — прошептала Адина, — мы должны обжаловать приговор суда по делу вашего отца!
«Ага, вот оно что, — подумал Санду. — Теперь я стал ее ребенком. Хочет впутать меня в историю с уважаемым господином Джеорджикэ! Покорно благодарю, я даже своему отцу не разрешаю навещать нас, авось все забудут, что я сын полковника, уволенного в отставку; я не знаю, как приобрести полезные знакомства, сблизиться с теми, кто нынче хорошо котируется; мне становится дурно, когда Иринина мать входит в наш дом; я был счастлив, что первый процесс состоится в другом городе, а теперь она хочет вмешать меня в свои затеи, в новый процесс! Нет, сударыня, ничего не выйдет, просчитались!»
— Если вы хотите обжаловать приговор, мы можем вас только поздравить. Это вполне естественно: каждая жена обязана обжаловать приговор.
Ирина не расслышала ответа мужа. Ее сердце бешено колотилось. Значит, вновь начнется процесс пяти, процесс папы? Наверно, она потребует что-нибудь из папиных вещей, чтобы продать их и расплатиться с адвокатами. Неужели бедный папа выйдет на свободу? Кто знает, каков будет исход нового процесса, насколько смягчат приговор? Но какие именно вещи она потребует? Нет, отрезы Ирина ни в коем случае не отдаст! Интересно, в курсе ли дела бедный папа? А разве лучше будет, если она заберет столовое серебро? Теперь вся надежда на Санду!
— Все подруги и знакомые мне говорят, что если предоставить все на волю случая и понадеяться только на незнакомого казенного адвоката, то…
Читать дальше