Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Я оглянулся, ожидая увидеть кого-нибудь из школы, но парень, позвавший меня, был мне совершенно не знаком.

– Можем мы немного поговорить? – спросил он.

И он пошел к моей машине. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

– Я надеялся увидеть тебя здесь, – сказал он с улыбкой.

Именно по этой причине я избегал всяческих общественных мероприятий. Я не хотел быть тем Эваном Хансеном, которого, как казалось «миру», он знал. Я больше не хотел лгать.

– Это забавно, – сказал парень, глядя перед собой. – Поначалу я был реально счастлив, узнав, что Коннор завел себе нового друга.

У меня кровь застыла в жилах. Я остановился.

– Но чем больше я приглядывался к ситуации, чем больше слушал, как люди обсуждают его, тем яснее понимал: что-то здесь не так.

– Прошу прощения, но кто…

– Расслабься, – сказал он со своей простодушной улыбкой. – Я ничего никому не расскажу. Я собирался… Я действительно хотел, но… – Он помолчал и повернулся лицом к толпе. – Ты только посмотри на это. Он наконец получил то внимание, которое заслуживал.

Я пригляделся к нему. У него были яркие, выразительные глаза на фоне темного цвета лица. Волосы, лежавшие с той непринужденностью, которая мне никогда не удавалась. Улыбка, какая могла, по моему мнению, понравиться и подруге, и ее родителям.

– Значит, вы с Коннором были?..

– Друзьями.

Он поведал мне о том, как зародилась их дружба, затем поблекла, а затем резко прекратилась.

– В тот день он после школы написал мне. Я собирался ответить, но я был на работе и просто не хотел… Я позвонил ему вечером и нарвался на автоответчик. Это было за несколько дней до того, как мне стало известно о том, что он сделал.

Он замолчал и стоял, опустив голову.

– Если бы я знал, что он… Я просто… Я не знаю. – Он с трудом подбирал слова. – Я продолжаю думать, что если бы я смог связаться с ним…

Последовало долгое молчание, и я наконец понял, почему он захотел поговорить со мной. Не потому, что собирался обвинить меня, а потому, что сам чувствовал себя виноватым. Мне было кое-что известно о чувстве вины, какое он испытывал. И о страхе. За его улыбкой скрывалось тяжелое бремя.

Но из всего, что он сказал в тот день, меня больше всего резанули такие его слова:

– Коннор, он был просто… Я никогда не встречал никого похожего на него. Он был таким невинным. Таким чистым. Иногда мне кажется, что он был слишком чист… для всего этого.

Коннор, которого он описывал, не имел ничего общего с тем парнем, о котором я знал и много слышал. И я почувствовал возродившееся во мне острое сожаление. Но в то же самое время у меня наконец-то появилась возможность узнать что-то новое. Несколько следующих месяцев я провел, пытаясь понять, что мне делать с тем знанием, которое я приобрел.

Летом после выпуска я хотел было вернуться к своей работе в парке Эллисон, но это место навевало на меня слишком много неприятных воспоминаний, и оно находилось слишком близко от дома Мерфи. Моя надпись ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ по-прежнему висела над входом. Как-то раз, когда я проезжал мимо нее, меня осенило. Я стал заниматься историей парка. И использовал свои записки для написания эссе – о Джоне Хьюитте и его семье и жертвах, которые были принесены теми, кто жил до нас, – и послал его на несколько конкурсов.

Я ничего не выиграл, но начал более серьезно относиться к написанию эссе и на протяжении следующего года принял участие почти во всех конкурсах, сведения о которых выудила из интернета моя мама. Я получил только одну премию – полторы тысячи долларов, но до сих пор расцениваю это как победу. По правде говоря, я просто хотел писать. Мне стало необходимо писать. Думаю, доктор Шерман все время надеялся, что я займусь этим. Но сначала мне пришлось пройти долгий путь.

Так что вот он я: сижу на скамейке и пишу. Эти письма наконец стали для меня настоящей отдушиной, но для этого нужно быть честным с собой и другими, а это для меня все еще трудно. Даже после основательной практики. Прошло около двадцати месяцев со времени моего признания. Но иногда мне кажется, что всего двадцать минут.

Может быть, все станет для меня лишь далеким воспоминанием. Может, я найду способ носить с собой свое прошлое так, чтобы оно не пригибало меня к земле. Может, однажды я посмотрюсь в зеркало и увижу что-то менее уродливое.

Кладу телефон в карман и наслаждаюсь волшебным видом. Передо мной простирается зеленеющее поле, которому немало веков. Из травы ровными рядами поднимаются деревянные колышки. К каждому из них привязано маленькое, тонкое деревце. Это яблоневый сад. Тот самый яблоневый сад.