Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

– Ладно, послушай. Сегодня я не пойду на учебу, чтобы поговорить с тобой, Эван. Пожалуйста, останься.

– О'кей. Что, я должен бросить все, раз так удобно тебе? Я не могу не делать домашнего задания только потому, что ты решила прогулять занятия.

Она старательно вдыхает и выдыхает, пытаясь сохранить спокойствие.

– Не понимаю, что с тобой происходит.

– Со мной ничего не происходит.

– Ты стоишь перед всей школой и произносишь речи ? Ты – президент какой-то группы? Я не знаю такого человека.

– Ты делаешь из мухи слона.

– Эван. – Она хватает меня за плечи и заставляет посмотреть на себя. – Что с тобой? Нам необходимо поговорить. Тебе нужно все рассказать мне.

– Да говорю же, ничего со мной не происходит.

– Я – твоя мать!

Это шокирует нас обоих. Она никогда не кричит на меня.

– Я – твоя мать, – произносит она куда спокойнее, ее губы дрожат.

Смотрю вниз, не в силах видеть боль в ее глазах. Много ее и в том, как она пытается выровнять дыхание.

А затем, опустившись на кровать, сгорбившись, она говорит:

– Прости меня.

Нет, это я виноват. Только я.

– Я счастлива за тебя. – Ее глаза полны слез. – Я счастлива, что у тебя был друг, солнышко. Я просто… Мне так жаль, что он ушел.

Мой друг. Я засунул память об одном-единственном настоящем моменте, что у нас был, в пластиковый пакет и спрятал под кроватью.

– Мне так жаль, что я не была знакома с ним. – Она вытирает слезу. А затем замечает что-то. – У тебя болит рука?

Оказывается, я снова сжимаю ее и отпускаю.

– Нет.

– Послушай. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить со мной о чем-то…

Я хотел бы иметь такую возможность. Но я упустил ее. Теперь только вперед. Вперед в данный момент означает: прочь из дома.

– Я должен идти, – глухо говорю я.

– О. – Мама отходит от двери. – О'кей. – Она берет пузырек с таблетками с моей тумбочки. – У тебя достаточно лекарства?

– По правде говоря, я больше не принимаю его. Таблетки мне не нужны.

Она изучает мое лицо.

– Да? Значит, у тебя больше нет тревоги? Даже при нынешних обстоятельствах?

Я мотаю головой.

– Со мной все хорошо, – говорю я. И это правда.

Теперь ее очередь пожимать плечами. Ни у кого из нас нет ответов на имеющиеся вопросы.

– Ну и ладно. Здорово слышать это. Я горжусь тобой.

Сейчас идеальное время уйти, ведь она получила спасательный круг в виде хороших новостей, чтобы держаться на плаву. Но я почему-то медлю.

– Думаю, письма самому себе и в самом деле помогли тебе, а?

Не могу придумать ничего менее соответствующего истине. И это больно.

Эх. Именно мама настояла на том, чтобы меня назвали Эваном. Имя, которое дали мне при рождении, она не одобрила. И вот семнадцать лет спустя она все еще пытается подправить меня согласно своему вкусу.

– Я должен идти, – говорю я, обходя ее.

Я готов к тому, что она последует за мной, но когда оборачиваюсь, чтобы проверить это, вижу: она стоит, не шелохнувшись. И смотрит на меня как на чужого. Может, я такой и есть.

Гараж Мерфи больше, чем весь первый этаж моего дома. Он также чище, и порядка здесь больше. Я всегда считал, что в гаражах хранятся всякие ненужные вещи. Но Лэрри Мерфи, похоже, не терпит хлама. Он сразу его выбрасывает.

Отец Зо попросил меня присоединиться к нему на то время, пока леди будут убирать со стола. Обычно я помогаю Синтии, но сегодня мы, двое мужчин, говорим на профессиональные темы. От ссоры с матерью остался лишь неприятный осадок. Лэрри не собирается выспрашивать меня. Он хочет помочь.

Он выкладывает передо мной содержимое пластикового контейнера, который снял с верхней полки.

– Брукс Робинсон, – говорит Лэрри, – Джим Палмер.

Я не понимаю, что эти люди – игроки в бейсбол, до тех пор, пока он не показывает их карточки в защитном прозрачном пластике.

– А вот посмотри-ка на это, – говорит Лэрри, зарываясь глубже в контейнер. – Здесь вся команда 96-го года.

– Вау, – говорю я, полагая, что должен сказать именно это.

– Ты можешь устроить аукцион, пригласить на него бейсбольных болельщиков, и, держу пари, вы легко соберете тысячу баксов для сада.

– Замечательная идея. Я поговорю с Аланой.

Когда мы впервые выступили с идеей восстановить яблоневый сад, Лэрри никак не прореагировал на это. Синтия мгновенно загорелась, А Лэрри сидел себе спокойно. Может, это в его стиле. И, насколько я знаю, таков стиль всех пап.

Он достает из контейнера бейсбольную перчатку и откладывает ее в сторону.