Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Так что – вот он я. Разве я могу пропустить такое? Событие в мою честь. Ученики. Учителя. Местная газета. Явится даже мое семейство.

Будут речи. Показ слайдов. Выступление Зо и ребятишек-джазистов. Это действительно нечто. Хочу сказать, я почти польщен. И все же можете назвать это привычкой, но меня не оставляет чувство, будто они всего лишь издеваются надо мной.

А как иначе? Они начнут верещать о том, сколько я для них значил. Какие у них были со мной отношения. Как они чувствуют то, что чувствовал я. Отчуждение, ничтожность, одиночество. Но откуда, черт побери, им знать, что я чувствовал? Мне пришлось умереть, чтобы они заметили, что когда-то я был жив.

Я готов уйти. Но на сцену приглашают нового оратора. Его называют «лучшим другом Коннора».

Я весь дрожу. Это действительно может быть он? Может, он наконец обратил внимание на мое отсутствие? Подхожу ближе к сцене, ищу его глазами. Но как только выступающий оказывается на ней, вижу, что ошибся. Это ясно уже по его походке – напряженной и неуверенной – ничего похожего на походку того, о ком я подумал. (Глупо было даже мечтать об этом.)

Вместо него я вижу другого своего «лучшего»: Эвана Хансена. Он-то здесь с какой стати? И какого хрена на нем… мой галстук?

Я совершенно уверен, что он – мой. Я выбрал его себе сам несколько лет тому назад. Мама повела меня покупать костюм. Она сказала, что неплохо иметь такую вещь для особых случаев. Моя мама – она неисправимая мечтательница. И чтобы не разочаровывать ее, я пошел с ней. Позволил ей понадеяться на то, что мои «особые случаи» не за горами.

Любопытство тащит меня еще ближе к сцене. Отсюда все кажется совершенно иным. Немного интимным. Мне видны капли пота у него на лбу. Руки, теребящие какие-то карточки. Он не смотрит на толпу. Прошла минута, а он даже не сказал «Здравствуйте!».

Наконец он начинает шевелить губами. Голос у него совсем слабый, хотя он говорит в микрофон. Нужно наклониться, чтобы расслышать его. А ведь я стою всего в нескольких футах от сцены. Трудно представить себе нечто более хрупкое. Честно говоря, меня не шокировало бы, вспыхни он от света ламп.

Дрожащий, неуверенный, он зачитывает первые две карточки: Доброе утро, ученики и преподаватели. Я просто хочу сказать вам сегодня несколько слов о… моем лучшем друге… Конноре Мерфи .

Я хочу рассказать вам о том дне, когда мы пошли в яблоневый сад «Улыбка осени». Коннор и я, мы стояли под дубом, и Коннор сказал, каким, интересно, мир выглядит с такой высоты. И мы решили узнать это. И стали взбираться на дуб, медленно, с одной ветки на другую. Когда я наконец посмотрел вниз, то оказалось, что до земли уже футов тридцать. Коннор взглянул на меня и улыбнулся, как обычно. А затем… ну… затем я…

Он вытирает руку об рубашку.

Я упал.

Он продолжает вытирать пот с руки.

Я лежал на земле, и тогда…

Он берет следующую карточку.

Доброе утро, ученики и преподаватели, я хотел бы…

Вся пачка падает на пол. Карточки валяются повсюду. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на публику. Все потеряли терпение. Шепот превращается в ропот. Телефоны запечатлевают происходящую на сцене драму, сохраняют ее для потомков. Бедный парень, с трудом понимая, что происходит, встает на колени и собирает непроизнесенные им слова. Я вижу, что на глазах у него выступают слезы. Мне знаком этот взгляд. Твои внутренности готовы вылезти наружу, и ничего с этим не поделаешь. Чувствуешь себя обнаженным, все пялятся на тебя. Все видят, как ты беззащитен, и пользуются этим. Пощады не будет.

Полная тишина. Не знаю, когда она наступила; а может, тут все время было тихо. Прищуриваюсь и сквозь яркий свет пытаюсь разглядеть, не один ли я. Но нет. Они все по-прежнему здесь. Сотни их. Смотрят. Ждут. Чтобы я сделал что-нибудь. Что-нибудь сказал. Перестал тонуть.

Я на полу, на коленях, колени вибрируют. Не могу не трястись. Мои карточки разбросаны. В беспорядке. Все в беспорядке. Глотаю слезы.

И тут замечаю у себя на груди галстук.

Провожу по нему пальцами. Чувствую, какой он тяжелый. Проникаюсь его силой.

Я должен закончить.

Ноги дрожат, тело содрогается, поднимаюсь и встаю. Это забирает все мои вновь обретенные силы и адреналин – встать на ноги. Подняться.

Карточки остаются на сцене. Они мне не нужны. Я рассказывал эту историю столько раз, что могу продекламировать ее во сне. Просто я должен открыть рот и заговорить .

Медленно поднимаю подбородок и наклоняюсь к микрофону.