Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Я не, я… — хватая ртом воздух, Катя пыталась ответить, но рыдания душили ее, —.. не виновата! Я ничего не сделала…

Ее жалкий, надломленный вид окончательно вывел Кузьму из себя.

— Хотела войны — получай!.. — он осекся.

Теперь терять было нечего. Он понял: давно надо было возвращаться. Другого пути нет. Только на войне он чувствовал себя настоящим мужчиной, победителем, человеком. Он вспомнил Полину и ее ухажера, свое колебание, сомнение, унижение — ночь, когда жалкая картинка и слова девчонки заставили его передумать и не сделать необходимого. Больше это не повторится. Видение утратило над ним власть.

Все встало на места. Он понял, отчего чувствовал себя неловко, неуверенно во всем, что делал, почему было так обидно и неприятно находиться в родном поселке, в родном доме, в родной семье. Он знал теперь: они все должны исчезнуть, а он — вернуться.

— Сука! — прохрипел он, опять вспомнив Полину. Никто и ничто не остановит его снова, не помешает сделать правильно.

Кузьма поглядел на Катю исступленным, жадным взглядом. Одно движение, чувствовал он, и ее юная жизнь перетечет к нему. Так бывало там — если взять женщину силой. Он подошел вплотную, потянулся было, не слыша ее мольбы, не видя ни слез, ни ужаса, — а только жизнь, которой можно напитаться всласть, восстановив в самом себе мужчину. Однако разгоревшееся яростное желание отыметь наконец-таки московскую дуру споткнулось о дикий спазм головной боли. Кузьма невольно застонал, опуская взгляд в пол.

Времени мало, понял он, когда боль нехотя отступила и притупилась. Вот-вот они сообразят. Начнут искать. Придут сюда. Гражданские — они не примут смерть Никиты так просто. Война — желанная, настоящая — слишком близко, чтобы потерять ее из-за глупой бабенки и мертвого парня. Пора было ехать.

— Не попадайся мне, — низким голосом предупредил он сжавшуюся в комок полуголую Катю, облизнув ее белое лицо дыханием, и выскользнул из комнаты.

Кузьма выбрел в холл гостиницы, когда на улице уже стемнело. Внизу по-прежнему никого не было и почему-то никто не включал свет. Неужели они так поглощены убийством Егора? Ветеран плохо соображал и шатался как пьяный. Одежда на нем была мокрой от пота и крови, но улыбка играла на губах, и он ничего не мог с собой поделать. Он был счастлив.

Теперь, когда решение было принято и не осталось пути назад, Кузьма понял, что просто взял отсрочку перед неизбежным, согласившись комиссоваться, и это понимали все: полковник Серов, Стрельцов, даже семья. Все они знали, что он рано или поздно вернется, и лишь из деликатности молчали, пока он неловко и неумело пробовал приладить себя к мирной жизни. Теперь он возвращался, расправив плечи.

Нет, если он останется — им несдобровать, думал Кузьма, шагая мимо пустых кресел и диванов. Он остановился и представил, каким сделается это место, тронь его война: горы мусора и бетонной крошки на полу, разбитые окна, хруст гильз под ногами, тяжелый обвес и пропитанная вечным страхом униформа, в которой он чувствует себя человеком. Если они хотят отнять его предназначение — им надо умереть. Пожалуй, сейчас мысль об убийстве семьи не казалась ему ничем отвратительным. Больше того, он ведь всегда их терпеть не мог. Когда узнал, что Галина умерла, он ведь обрадовался, разве нет? Выдохнул с облегчением… Семья — это темница. Надо сбежать и никогда не возвращаться.

Кузьма пошел дальше. Голова тяжелела с каждым шагом — он подумал, что Никита неслабо приложил ему. То и дело темнело в глазах, пару раз он врезался в препятствия и с трудом нащупывал путь.

Кузьма лишь в последний момент заметил силуэт приближающегося мужчины. Тот вышел из-за колонны и с криком «Слава Украине!» стал стрелять. Две пули вонзились в тело Кузьмы, прежде чем он рванул в сторону. Он метался от колонны к колонне, опрокидывая цветочные горшки, кресла, столики. Полумрак яростно разорвали еще шесть выстрелов. Шли секунды. Он еще был жив, чувствовал, как намокает бок, брюки, слышал, как хлюпает кровь в ботинках. Чтобы спастись, он собрал последние силы, выскочил из-за колонны, бросился на врага, пока тот перезаряжал пистолет.

Убийца поднял ствол, но ему не хватило полсекунды. Кузьма нырнул под выстрел, что есть мочи толкнул врага в корпус, выпрямился, ударил по лицу. Тот отлетел к ближайшей колонне, изрядно приложился головой. Кузьма несколько раз слепо врезал, припечатывая к полу.

Теперь было время сообразить, что происходит. Он еще не ощущал боли. Повторно раненная левая рука плохо слушалась, сердце бешено колотилось — он чувствовал, как пульсация выталкивает кровь из ран. Вокруг все плыло, в ушах застрял грохот, чернота обильно и быстро растекалась, присваивая даже то, что не было утоплено в тенях.