Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Лишь Петр молчал и смотрел на командира со сдержанным одобрением. Они снова сидели вокруг керосинки, но были гораздо ближе друг другу, чем обычно. Каждое лицо было освещено тусклыми оранжевыми полосами.

— Я, если честно, не ожидал, — принялся за свое Егор, прождав ответа недолго. — Рисует, значится, человек богохульства, какую-то гадость, попросту говоря, а мы ему это спустим?!

— Пусть рисует, — мрачно ответил Кузьма. — Каждый может рисовать что хочет. Он же не заставляет их покупать.

— А, вот ты как запел? Раньше тебя это не смущало! Что вдруг? Ты картину зачем купил? — не успокаивался Егор.

— Что-то ты мне надоел. Много спрашиваешь. И вообще, если у тебя зуб на него свой личный…

— Да пошел ты! Ты кем себя считаешь?! Мы тебе доверяли! Ты нас всех под статью подведешь! Тебе-то ничего не будет, герой, мать его, а нам?

— Вам тоже ничего не будет.

— Ничего? — спросил Петр.

— За прежнее, — пояснил Кузьма.

Он заметил, что Егор и Никита переглядываются и что в глазах Егора мельтешит злобный огонек.

— У вас воля, что делать, — сказал Кузьма. — Но на своей земле.

— То есть?

— В поселке буду я, но мы больше наступать не станем. Ни на кого. Только защищать. Если придется и если полиция не будет ничего делать. А так… каждый вправе делать свое. И художник тоже.

— Зассал! — воскликнул Егор. — Прищучили, он и зассал! На хвост наступили! Наверно, менты ему сказали, что посадят за этого Юнуса, вот он хвост и поджал.

Он вскочил, пытаясь обратиться ко всем, но смотрел только Никита.

— Этот Нестор ответит! Кто со мной?! Кто со мной за Богородицу вступится, а?!.

Никто не сдвинулся с места.

— Сдай оружие и вали на все четыре стороны.

— Сдать? А деньги?! Я тоже складывался! Тоже рисковал! А если мне черти башку решат проломить, что я буду делать?

— Никто тебя не тронет, — сказал Кузьма злобно. — Все сдадут оружие. И я его продам, а деньги вам верну. Точка. Хотите вместе оставаться — оставайтесь, я не запрещаю.

— А кто ты вообще такой, чтоб запрещать, а?!

Он понял, что не может обойтись без силы. Ну что же, в последний раз можно. Все почувствовали, как его тело снова наливается яростью. Он еще не поднялся, но — по расправившимся плечам, сосредоточенному взгляду — было ясно, что он готовится уничтожить Егора.

— Укры меня не испугали! И ты не испугаешь, понял? Я не боюсь, в отличие от вас! Никого, кроме дьявола, я не боюсь! — начал тот.

— Я могу быть пострашнее дьявола, — спокойно сказал Кузьма, поднявшись.

Он пересек комнату и встал перед Егором. Тот был на голову ниже. На войне он работал водителем — возил людей между разбомбленными районами. Раздавить его было легко, да он и сам знал это.

— Сдай оружие, Егор, — посоветовал Павел.

— Не командуй мне!

— Сдай, и я тебя не трону, — пообещал Кузьма. — Отдай пистолет, и можешь ехать на все четыре стороны.

— Трус! Трус чертов!

Кузьма шелохнулся, и Егор отпрянул в дальний угол. Он тут же остановился, но напряжение моментально спало. Было ясно, что эту битву он проиграл. Никита отвернулся от него. Остальные сосредоточенно глядели на исполинскую спину Кузьмы.

Егор, матерясь, бросил пистолет прямо в кобуре и, продолжая шепотом повторять «сука, сука!», хлопнул дверью.

— Ну и что? Это все? Конец? — уточнил Петр.

— Похоже на то, — ответил Павел.

— Я сказал. Хотите оставаться — оставайтесь. У каждого воля. Но художника мы не трогаем. Никого не трогаем. Надо будет защищаться, — Кузьма обвел оставшихся тяжелым взглядом, — будем защищаться.

— Странно это, — сказал Никита.

Павел догнал его на дребезжащем велосипеде и некоторое время ехал рядом.

— Слушай, ты бы за ними присмотрел, особенно за Егором, — сказал Кузьма, останавливаясь, — нехорошее чувство у меня.

— Я вот ничего не понял, — с досадой ответил тот. — Сам присматривай!

— Да? Ну тогда чего ты за мной увязался?

— Ты лучше ребятам верни деньги. А то нехорошо выходит.

— Ребятам? А тебе? Или ты особенный?

— А я еще погляжу, командир. Мне кажется, ты скоро передумаешь. Заскучаешь и захочешь опять. В наступление.

— Езжайте по своим домам. Вы не из Края. Дома защищайте, а здесь я сам позабочусь.

Больше Павел не догонял его.

Следующие дни Кузьма провел безвылазно у себя, но тревога терзала его. Он стеснялся делиться с дедом или Стрельцовым (тот переселился к ним и был теперь всегда где-то неподалеку), сидел в комнате, курил и пытался придумать, что теперь делать. Пару раз приезжала Катя, просила его выйти, но он отвечал, что болеет и не хочет ее заразить. Из окна наблюдал, как на краю участка она и Стрельцов подолгу разговаривают.