Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Нет, люди умирают там именно чтобы защитить русский мир.

— Зачем ты повторяешь пропаганду? Ты же не дурак. Сам говорил: пошел ради денег. Мой научник был прав! Это, Катя, говорит, не война людей. Людей там нет. В смысле, конечно, есть, но они не имеют значения, как прежде. И территории не имеют. Кому сейчас нужны города, вокзалы, порты? Даже флот этот чертов. Кому, если народом управляет информация и инстинкты выкладывания фоточек в интернет и поливания друг друга грязью?.. А я спорила… А он прав! Это война идей! Только они как солдаты — расходный материал. Сегодня одно, завтра другое. Что удобней. И теперь я понимаю, что он имел в виду! Это война: кто кого быстрее переврет и больше заработает. Если даже убийцу можно выставить героем и простить ему…

— Он пока никого не убил…

— Неважно! Он бы убил! Да я и не про то. Просто в войне побеждает одна из неправд! Но на русский или нерусский мир всем плевать. Слова — такой же инструмент, как вы! И в итоге какая разница, чья неправда, наша или их, завтра будет по телевизору? А я ненавижу неправду, ненавижу!

Катя заплакала, Стрельцов обнял ее. Она всхлипнула в его грудь, но потом отстранилась, вытерла слезы, вжалась в серую глубь комнаты. Она была слишком погружена в переживания и не замечала пустоты кругом себя, подчеркнутой многочисленными деревянными поверхностями: голый стол, ничего не скрывающее за собой стекло серванта, кажущийся новым и бездушным шкаф, закрытые двери которого увиты лакированным узором, — все отражало утреннюю предсолнечную серость. Тут не было ковров, книг, растений; белые шторы, белое постельное белье, лишь слабо за ночь примятое чутко спавшим Стрельцовым; не была разбросана одежда — все выглядело так, будто он сам час назад прибыл сюда и еще не заполнил собой полученное внаем пространство.

Катя посмотрела на него снизу вверх, как маленькая девочка, ждущая и готовая к наказанию. Однако он не приближался, не мстил за путаные слова, а смотрел со спокойной улыбкой.

— Злишься на меня?.. — слабым голосом сказала она. — Ненавидишь? Ты тоже ведь там был. Делал то, что он тебе говорил.

— Кузьма мне не говорил , что делать. Он — командир. Как же ты не поймешь!

Катя тяжело вздохнула. Похоже, ей стало неловко, что она потеряла самообладание.

— Он сказал в нашу последнюю встречу: «Борька (это пес его, везде с ним таскается) — верный. Он не был, но он вернее людей». Знаешь, я поняла, почему он не добавляет «там». Для него «не был» — это не про то, что «не был там, в Одессе», а просто «не был». Без войны человека не было для него. Он всех презирает, смотрит сверху вниз…

— Ну нет, что ты выдумываешь? Не презирает он никого. Кузьма скромный на самом деле, простой мужик. Он там… проявился там по-новому, понимаешь? Переродился. Как новый человек. Не как мы с тобой, а как воин.

Катино дыхание стало спокойнее, в глазах появилось обычное житейское безразличие. Она села, Стрельцов тоже опустился на край кровати. Между ними осталось много пустого пространства, серые оттенки которого медленно преображались, потому что солнце стало входить в комнату, делая дальнейшую дрему Стрельцова невозможной.

— Война одной лжи против другой, вот и все, — намного спокойнее повторила Катя. — Посреди пустоты. Нет новостей — нет войны. И вот посреди этой пустоты — только ложь, ложь, ложь… И героями делают тех… я не знаю. Тех, кто лжет и убивает лучше!

— Это уже к вашим друзьям-журналистам вопросы. Почему кругом тишина и только рождается ложь. Мы с Кузьмой были солдатами, мы не делали ни новостей, ни лжи — мы делали работу. И если убивали, это была работа. Убивали и нас, не забывай.

Катя посмотрела осмысленным, понимающим взглядом. Она вдруг пересела поближе, робко прикоснулась к его плечу. Она сидела, пронизанная чистым уличным светом, и все цвета ее одежды и ее лицо дышали желанием быть поближе к человеку, который оставался неподвижен в серой части комнаты. Стрельцов косился на нее, не притрагиваясь.

— Прости меня. Но я же ничего не знаю, — сказала Катя. — Никто ничего не знает. Даже те, кто там, ничего не понимают. Для чего, за кого, против кого… У солдата есть командир, он исполняет приказ. Это просто и понятно. А понять, кто и за что воюет, — в нынешних войнах это немыслимо. И всем плевать.

— Вообще-то весь человеческий мир — одна громадная ложь, — едко усмехнулся Стрельцов, чуть отстраняясь, оказываясь на краю постели, куда не доставало солнце. — Элементарные определения, типа добра и зла, демократии и тирании, выдуманы для удобства, но это не делает их истинными. Не делает и наши взгляды на них верными. Кто от всего и всех ждет простоты и понятности — дурачок, надеющийся, что история еще топчется у основания Средневековья. В то время как все произнесенное — это искажение, прошедшее через человеческий опыт и желание быть не теми, кто мы есть.