Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Пока Егор отсчитывал купюры, Кузьма вышел с картиной в руках на солнечный свет.

— Понравилась? — спросил Петр.

— Странная, скажи?

— Да, очень странная.

Мужчины смотрели на священника, венчающего обнаженных людей. Эта картина отличалась от других. Герои на ней были почему-то защищены от войны. Чем? Неужели этим светом? Но он-то знал, на войне света не бывает. Священником? Но на войне священники бессильны. Невозможно поверить, но Кузьма полюбил картину с первого взгляда и доверился ей. Ему только хотелось разгадать почему.

— Бате привет! — крикнул он, уходя.

— Спасибо, передам! — ответил Олег.

— Вези аккуратно, — велел Кузьма, пристраивая картину на заднее сиденье рядом с Егором. — И смотри, чтоб Борька не поцарапал. — Пес, которого Егор держал за загривок, жалобно заскулил, силясь понять, что от него требуют.

Кузьма уже хотел сесть на пассажирское впереди, когда боковым зрением заметил: по другой стороне улицы прошел человек, показавшийся знакомым, но явно не отсюда. По его осанке и походке он сразу определил, что мужчина бывал там же, где он; а может, что-то еще более близкое прошелестело в памяти. Незнакомец слишком быстро скрылся из виду, Кузьма не сумел его разглядеть и вспомнить.

В машине Егор и Петр терпеливо ждали командира. Когда он наконец вышел из задумчивости, то попросил отвезти его домой. У себя в комнате Кузьма поставил картину на стол, завалился на кровать и смотрел на нее. Прошло время, и он перестал видеть изображенное. Мысли заняла Полина. Что-то внутри успокоилось, выпрямилось, внушило понятную мысль: дочь должна быть под защитой. Нет ничего важнее. Если он хочет порядка, то должен защитить ее и остальных в поселке.

— Полина, Петрович, сюда! — отдал приказ Кузьма, спустившись ранним вечером на первый этаж.

Дед нехотя оторвался от телевизора, покорно пришла Полина, встала, пряча глаза, перед отцом.

— Мне надо по делу съездить, — со всем возможным спокойствием объявил Кузьма, но его голос был наэлектризован; он и смотрел по-другому: в глазах было столько жизни, сколько ни разу не замечали в нем по возвращении ни тесть, ни дочь. Полина наконец взглянула на него.

— Спрячьтесь в подполе, — велел он. — И не выходите, пока меня не услышите.

Полина задрожала. Долго она не смогла выдерживать его взгляд и снова отвернулась, а дед упрямо спросил:

— Это с чего это? Что происходит? Натворил чего?

— Много вопросов спрашиваешь, — как можно спокойнее ответил Кузьма, контролируя раздражение. — Просто посидите, и все. Недолго. Вернусь, и пойдем телевизор смотреть, все вместе, ладно?

— Натворил что? Признавайся, — не унимался старик.

— Еще нет!

— Но тогда…

— Так. Это не обсуждение. Это приказ.

— Ты приказы своим дружкам приказывай, а мне не…

— Петрович, — в глазах Кузьмы взорвались ярость и решимость, старик понял, что его отправят в подпол живым или мертвым. — Не надо, будь другом, — добавил Кузьма, пересиливая желание раздавить неподчинение силой. — Пересидите там, и все хорошо опять будет. Только когда меня услышите или ребят, открывайте. Никого больше не слушайте. Ясно?

— Да, пап.

— Да… — согласился и Петрович.

— Полина…

Девушка подняла глаза.

— Будь умницей, договорились?

Она кивнула, снова уставилась в пол. Кузьма обнял ее, но прикосновения уже были лишены любви, потому что он знал, что будет делать дальше. Прольется кровь — его очередная жертва ради порядка в поселке и в доме. Он обнимал дочь как важного гражданского человека, которого оставляет в канун задания, но с которым давно порвал обыкновенную человеческую связь. Руки Полины не сомкнулись за его спиной, и она не поцеловала его.

Выйдя на улицу, Кузьма подозвал Борьку и, опустившись к нему, сказал:

— Борян. Теперь дом на тебе. Я ненадолго, но сейчас важно защищать Полю и Петровича. Кроме наших, никого не подпускай. Защищай, понял?

Борька залаял.

— Защищай, Борька! — крикнул Кузьма.

Лай сделался яростным, как грозовой трескучий гром, пес тянулся к простертым рукам хозяина.

— Верный, Борька, верный! — громко радовался Кузьма, вырастая в полный рост под пурпурным пером заката.

Катя явилась совсем рано. Стрельцов еще спал, когда она забарабанила в дверь. Марина издала рассерженное кошачье шипение. Солнце не успело разгореться над морем и сосновым перелеском, не проникло в траву и почву, и всюду за окном была болезненная серость, которая скоро сойдет в дневное небытие.