Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

И смотрит на меня пронзительно. Но я маху не дал.

— На что, — отвечаю, — нынешняя наука только ни способна. Вон, космонавты туда-сюда просторы вселенной бороздят. А сто лет назад мог ли кто-нибудь о том же телевизоре мечтать?!

— Да, Сервелант Николаевич, да, дорогой вы мой, наука вперед идет семимильными шагами… Кстати, давайте-ка мы с вами к делу перейдем. Помните еще, о предложении говорил? Есть у меня задумочка интересная… — Тычков встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. — А интересна она, задумочка эта, тем, что решает сразу несколько проблем. Про реинкарнацию что-нибудь слышали?

— Это про переселение душ? У индусов в религии? — спрашиваю.

— Да, Сервелант Николаевич, именно, как вы верно заметили, про переселение… Сколько у нас в стране умнейших людей каждый год умирает, какую невосполнимую утрату наш великий народ переживает. Вы представляете, сколько всего мог бы полезного Иван Павлов для народа придумать, не умри он так рано? А Александр Попов? Да, мало ли их, кто захотел бы бессмертным по полному праву быть, а не только на словах и в мыслях благодарных потомков…

Я слушал и никак понять не мог, куда он клонит. Тычков, меж тем, продолжал:

— С другой стороны, сколько у нас, Сервелант Николаевич, никчемных людишек по тюрьмам и лагерям сидит. Тело здоровое, а в голове, в лучшем случае, ветер. Вместо того чтобы работать на благо государства, грабят, убивают, насилуют. А мы с вами должны их еще и содержать за свой счет. Ну что они для страны делают? Кирзовые сапоги шьют, рукавицы, лес валят? Лес, мой дорогой, должны машины валить. А кирзовых сапог на складах еще на три поколения вперед хватит… Вот и думаю я…

— Совместить прекрасное с полезным, — ляпнул я невпопад и понял, что сморозил глупость.

Дон Педро резко на каблуке ко мне повернулся и положил руку на плечо.

— Вы почти правы, уважаемый Сервелант Николаич, почти правы. Как вы думаете, в наших ли силах в здоровые тела никчемных людишек, отбывающих в местах не столь отдаленных, умы великие вселить, продлив тем самым жизнь нужных государству людей? Способны ли мы такую задачу осуществить? Возможно ли это в принципе?

— Ничего невозможного нет, Лев Макарыч, — отвечаю, — вопрос в другом.

— В чем же, дорогой мой Сервелант Николаевич?

— В этике, — говорю, — кто ж из нормальных людей добровольно свое тело для эксперимента предоставит? И кто ж из настоящих ученых такие эксперименты проводить станет по доброй-то воле?

Дон Педро улыбнулся на мою реплику:

— Эх, Сервелант Николаевич, Сервелант Николаевич, дорогой… Кто ж спрашивать-то будет, а? Ну, посудите сами, зачем нам кого-то упрашивать или вербовать, когда на то специальные уполномоченные органы имеются. Уговоры — не наша с вами забота, понимаете?

— Понимаю, — говорю, — но позвольте узнать, Лев Макарыч, при чем тут я. Вы, по-моему, сами вполне справитесь с реализацией ваших идей. Я так думаю, что вполне у вас получится.

— Что верно, то верно. Но мне, понимаете ли, союзники нужны и сподвижники, кто в задумываемое нами дело будет верить свято. А я, учитывая ваше прошлое, думаю, что такой сподвижник мною уже найден, не так ли?

— Какое, — делаю удивленный вид, — мое прошлое? Обычное прошлое, как у всех. Детство, отрочество, юность, как великий Максим Горький говорил.

— Э-э, нет, Сервелант Николаевич, — и смотрит на меня хитро, — не скажите. Максим Алексе… тое есть, Алексей Максимович тут ни при чем. Я ж все знаю, сам я такой же, как и вы. И если вы думаете, что сержусь я на вас за то нелепое недоразумение, что год назад вышло, то глубоко заблуждаетесь. Если б не вы, дорогой мой Сервелант Николаевич, влачил бы я свое жалкое существование завлаба-неудачника, спивался бы потихонечку и окончил свою жизнь под каким-нибудь некрашеным забором. Так что, наоборот, спасибо вам огромное. Обиды и зла я на вас не держу. И на Николая Ивановича тоже, знаю, что человек он слишком порядочный… В этом-то и беда…

— Это в чем, Лев Макарыч, беда, — не понял я, — в порядочности?

— В ней, дорогой мой, именно в ней. Поэтому сейчас здесь вы сидите, а он в отпуск отправляется, из которого, я надеюсь, он в наш с вами институт уже не вернется.

— То есть как, — переспрашиваю, — не вернется?

— А так. С его-то мозгами, да с тестем-академиком он не пропадет. Вы не беспокойтесь за Николая Ивановича. Я, надеюсь, вы примете мое предложение?

— Уж не лабораторию ли вы мне отдать хотите? — начал понимать я, к чему он клонит.