Таисья Пьянкова - Таёжная кладовая. Сибирские сказы [litres]

На этом выводе и зачикнуло Настёну. Тут она и определилась в том, что ей непременно надо проникнуть в Сигарихин каземат.

За время Демьяновых поисков дом красавицы вдовы почти совсем опустел. Подёнщики в нём работать отказались. Особенно после того, как Алевтина Захарьевна упросила Ермолая-дворника разобрать затихшую в угловухе чёрную барыню. Она хотела кусками посбрасывать Демьянов подарок в глубокий омут. Только Алефина просьба оказалась невыполнимой. Стоило Ермолаю лишь прикоснуться до железной красавицы, как чёрная вновь ожила и схватилась ловить дворника по всему дому.

После пережитого страха Ермолай неделю поудивлялся над своей увёртливостью, а потом и сам взялся всех подряд ловить да орать на всю Сигарихину усадьбу:

– Я – чёрная барыня! Ха-ха!

С этим диким «ха-ха» Алевтина Захарьевна была вынуждена отправить Ермолая в приют для дураков. А Демьянов подарок так и остался в её доме. После случая с дворником до чёрной барыни никто даже и прикоснуться-то не смел. Да и некому было касаться. Сколь ни щедрой сделалась Сигариха, задержался при ней лишь один истопник Кирилл Нетопырь. Да и тот наверняка лишь потому остался, что сглуха не мог понять, что же такое в доме творится…

Деревня Яровая располагалась в трёх верстах от Сигарихиной усадьбы, однако же это не было гарантией тому, что Настёна Красикова, полная отчаяния, не улучит момента да не уйдёт туда из-под семейного догляда искать своего Демьяна.

Кроме спущенных впустую денег, Гаврилу Красика принуждала каяться ещё и эта забота.

Да. У всякого кота своя маета: одному мышей ловить, другому блох кормить…

Алевтину Захарьевну, знаем, тоже печаль не обошла. Заговорили в народе о том, что беда её запустением в хозяйстве не кончилась. Будто бы железная барыня вскорости взялась оживать при одном только появлении Сигарихи, а потом и вовсе, по запаху, стала охотиться за Алефою.

Вот где страсти!

А мужик один хожалый, так тот голову на отсечение давал, что когда мимо Сигарихиной усадьбы шагал да стукнул в окошко дома, то увидал: плотная занавеска за стеклом раздёрнулась, и на него, на мужика, глянуло воронёное лицо железной барыни! Однако уверял он, что глаза у неё были живые! А когда он остолбенел от страха, чёрная барыня захохотала, разинувши огромную звериную пасть…

О батюшки-святы! Со стороны рассказывать и то – мурашки по телу…

Но, может, всё-таки посмеялись бы люди над мужиковым рассказом. Могли бы подумать: приврал маленько с испугу. Только вот на другой как есть день истопник Кирилл принёсся в полном безумии в Раздольное, с криком «ведьма» ляпнулся посреди улицы и… душа вон.

Осталась Сигариха в своём зловещем доме с глазу на глаз с железной барыней.

Что до раздолинских, что до яровских селян – они не то что мимо самого дома, рощею Сигарихиной боялись ходить. Только по дыму из одной высокой трубы и угадывалось ими, что Алевтина Захарьевна всё ещё терпит тюрьму, всё ещё не собралась, не укатила к чёртовой матери, следом за своими когдатошними любодеями…

– А почему? – возникал в людях вопрос. – Какая беда-забота удерживает её в логове чёрной барыни? Не допускает ли железная кукла красавицу вдову до её золота? Принуждает ли Сигариху терпеть лишения тот гадёныш, что сидит во чреве? Или права Настёна? Не покидает Алефа дома своего потому, что столь уж сладко ей пытать Демьяна, упрятанного в каменном подземелье?

В подозрениях своих люди больше всего сходились с неутешной невестою, потому и боялись за неё, потому и остерегали:

– Ой, не вздумай, Настёна, идти до Сигарихи! Уж коли власти ничего в доме её не нашли, где тебе там что откроется? Чего доброго, нарвёшься на чёрную барыню – задавит!

– Нет. Не задавит, – уверяла и всех и каждого кузнецова невеста. – Не может Демьянова работа принести мне беды…

В том же самом Настёна старалась убедить и отца, да только Гаврила повторял всякий раз:

– А вдруг?!

И всё-таки недоглядели за нею ни семейные сторожа, ни доброхоты сторонние. Каким-то мартовским предутрием выбралась Настёна из разоспавшейся хатёнки своей, легко перехрумкала по льдистому снегу край улицы, выбежала за поскотину и в дымке рассвета уж оказалась в Сигарихиной роще.

Холодно ещё. Зима не кончилась. Среди берёз снегу по пояс.

Но что? Полезла Настёна топкими сугробами, добралась до навеса дровяного, там узкой тропкою направилась до парадного крыльца. Оставалось ей только за угол повернуть.

Повернула. И увидела сыздаля, что на притоптанном у крыльца снегу стоит-приплясывает девчонка лет пяти-шести, не больше. Приплясывает девчоночка, сама поёт тоненьким голоском: