Не успела Настёна ни закричать истошно, ни кинуться опрометью вон. Через шаг-другой сорвалась она вниз и полетела в каменное подземелье…
Слава Богу – не разбилась. Нет. Удачно приземлилась Настёна. Однако же каждая крутая ступенька, ведущая в Сигарихин каземат, оставила на её боках по щедрому кровоподтёку, а то и по ссадине.
Когда Настёна одолела боль, когда сумела подняться на ноги, Алевтина Захарьевна, успевшая принять первоначальный свой вид, свесилась головою в подполье, захохотала обычным смехом, заговорила:
– Ну что? Допрыгалась?! Вот теперь и поищи тут своего Демьяна. Коли найдёшь, выпущу на волю обоих. А нет, так уж не обессудь: не выбраться тебе отсюда и после смерти.
Должно быть, от недавней кошки придержалась в Настёне звериная прыть. Вот уж чего Алефа от неё никак не ожидала – всем избитым телом пленница рванулась ввысь…
И ухватила-то Настёна красавицу вдову всего лишь за одну тонкую прядь волос. Но Сигариха, знать, сама перестаралась в наклоне. Какой-то миг – и она уже валялась у ног Демьяновой невесты. А в гулкой тишине подземелья, по многим его закоулкам и проходам покатилось громкое Алефино «о-ой!».
Да. Хлестанулась Сигариха основательно. Куда как надёжней Настёны. Даже ленты на ней цветастые кое-где собрались полопаться. Видать, отшибла не одну только печёнку. К тому же ещё и ногу подвернула. В таком состоянии не до фокусов ей оказалось.
Но Настёна не захотела переждать, когда красавица барыня отлежится, затеребила расхлёстанную:
– Чего разлеглась?! Вставай! Показывай, где мой Демьян! Не то сщас быстро тебя распеленаю! Свяжу по рукам-ногам, людей побегу звать. Они с твоим казематом быстро разберутся…
От посулы такой Сигариху передёрнуло, как от касторки, – не понравилось. Поднялась. О стены опираясь, заковыляла в темноту исполнять повеление. Передом пошла. Настёна последовала за нею.
Чтобы ведьма ненароком не улизнула от неё в тайный какой закуток, Настёна держала её со спины за волосы, точно за вожжи. Сыграй с нею Алевтина Захарьевна прятанки, из подземных путаных коридоров никакие бы старания её не вывели.
Сигариха же с умыслом, знать, меняла и меняла направление: то вправо завернёт, то влево, а где так и вспять закондыбает. А то вовсе остановится, дыхание затаит, ждёт. Чего ждёт? Погоню ль выслушивает? На подмогу ли чью надеется?…
Не менее получасу дёргала Настёну. Наконец, привела: тут стена, тут стена, а тут кирпичная кладка. Дальше идти некуда – тупик. Сама, видать, заплутала красавица барыня.
Это бы ничего, Настёна нашла бы в себе упрямства заставить Сигариху поправить ошибку. Только вот догадно ей стало, что Алефа не в себе вроде: шарит по каменному простенку быстрыми руками, а сама то бормочет, то вскрикивает. Да всё приказывает кому-то не нашим языком. И торопится, торопится.
Головою, знать, основательно хлестанулась Алефа о крепкий настил подполья!
Вот когда Настёна струхнула не на шутку. И ещё к её тревоге добавилась страсть: из глубины каземата послышался явный шорох. Кто-то настигал их в темноте!
Но что-то щёлкнуло под Алефиными пальцами, загудело, и вдруг каменный простенок поехал в сторону, непроглядный свет резанул Настёну по глазам, Сигарихиной силою развернуло её вперёд спиной, и она, брошенная, повалилась навзничь. Но не ударилась путём, поскольку не выпустила из рук Алефиных волос…
Сколь они там барахтались – Бог считал. В клочки всё поизорвали друг на дружке. Но вдова всё-таки оказалась сильней: заломила Настёне шею так, что остаться б той без головы… Да только вдруг чёрные руки перехватили Алефу в локтях, оторвали её от пола и крепко обняли…
Успела Настёна и увидать, и услыхать, как в дохлой уже Сигарихе кто-то вдруг затрепыхался, заверещал дурным голосом. На том слух её притупился, яркий свет подземелья померк, настил закачался зыбкою, а затем и вовсе куда-то уплыл…
В Яровой ещё не успели хватиться Настёны. Сама Красиха только что корову подоила, стала цедить по кринкам молоко да подумала: «Заспалась чой-то моя старшона. Будить жалко. Да квашня подоспела».
Шагнула она до полога закута, где обычно спала её главная помощница, но не успела отдёрнуть – шум на улице: брехливая собачня сворою пронеслась мимо двора, покатила злобу свою в край деревни.
Припала Красиха до окна, глядит: метётся со стороны Раздольного степным целиком очумелая тройка, пенится вкруг неё алый на восходе снег, огневой на солнце кнут так и рвёт конские шкуры. За высокими всплесками грив не разглядеть возницу. Правит тройка прямиком до её хаты…
Читать дальше