Лев Воробьёв - Перед жарким летом

— Именно, —подхватил Косырев. —Но и диалектиком.

К чему бы это заумное, подумал, видно, Нетупский и размялся на стуле. Осознавая ошибку препирательства, он приходил в себя. Совсем не все потеряно. В конечном итоге неожиданный перелом шефа убыстрял его путь к славе. Борьба только начиналась, а промедление в информации и этот разговор — ничего больше как тактические промахи.

— Вот и обсудим, — успокаивая, сказал он. — Во вторник.

Короткие сильные пальцы его легли на стол, пошевелились на скатерти, как на кнопках гармони. Торопится. Он унял их и прислонился затылком к стене, паркет скрипнул под стулом. Косырев снова подавил желание закурить.

— Обязан поговорить с вами и о новом партбюро. Буду рекомендовать Юрия Павловича.

Нетупский был готов уже ко всему. Ответил раздумчиво.

— Конечно, мы ошиблись, Ерышев не та фигура. А Юрии Павлович партиен в лучшем смысле слова. Честен, организован, получит большинство. Но — предвижу. Нам с вами трудно будет обосновать кандидатуру. Тоже ваш зам, и нельзя совмещать два таких поста, недемократично. Ни министерство, ни райком не согласятся. Почему бы, например, не Саранцева?

Косырев задумался.

— Нет, мнения менять не буду. Освободим Юрия Павловича насколько возможно.

— Неужто согласится? — Нетупский ровно сомкнул губы. — Но зачем эти трудности, зачем все это?

Отвечать Косырев не хотел, и вопрос о Саранцеве тоже повис в воздухе. Нетупский и не ждал. Зафиксировал молчание, застегнул пуговицу пиджака.

— Столько новостей, — сказал он, вставая. — Надо продумать.

Он взял портфель. И тут в дверях показались Евстигнеев с Сергеем.

— Терпели, терпели, — сказал Евстигнеев. — Пора и ужинать. Может, и товарищ...

Он повернулся к Нетупскому, который сразу оценил его внутреннюю весомость и поправил очки. Косырев легонько подмигнул Сергею, вставшему у притолоки.

— Нет, нет, — поклонился Нетупский, — спасибо. Меня давно ждут дома.

Телефон тебя ждет, подумал Косырев и вдруг, глянув на прикованно наблюдавшего Сергея, спросил:

— Скажите, Олег Викторович... Вы не знаете в Речинске такого... Семенычева.

Сергей вжался в притолоку; что делать, дружок, надо. Евстигнеев поднял бровь, Нетупский не знал, видно, другого — как ответить? — молчание получилось нехорошим, Косырев примолк требовательно: отвечай.

— Нет, не знаю.

Лицо Козырева стало совсем жестким. Евстигнеев глянул на него и на Нетупского, задумчиво погладил подбородок.

— Разве упомнишь всех, — добавил Нетупский. — Может быть.

Нетупский повернулся. Все вышли за ним, Евстигнеев придерживал Сергея за плечи. Смотрели как одевается, как аккуратно заматывает шарф. Открыл портфель, начал складывать халат. И в этот момент из его кармана скользнуло что-то, тяжело ударилось о паркет. Нетупский мигом нагнулся и спрятал, но Косырев успел увидеть.

Четки. Темно-гранатовые, граненые, крупные, на толстом с узлом шнуре—четки. Вот что перебирал в кармане и подбросил в коридоре. От нервов помогает или еще от каких бед?

Неловко, не глядя вокруг, Нетупский запихнул сверток. Нажал на ручку двери, обернулся к Евстигнееву.

— А я помню вас, — серьезно сказал он. — Вы Евстигнеев.

Евстигнеев отпустил Сергея, вопросительно глянул.

— Лечил товарища Батова, — пояснил Нетупский и добавил многозначительно: — Раньше.

Когда я в Речинске, в этом, в вашем, почудилось Косыреву, наблюдал за уважаемым человеком, все было в порядке. А теперь, на вскрытии, что вы там замазывали, экс-пе-ри-мен-та-торы? Распускать таких слухов Нетупский, разумеется, не будет, но и опровергать — тоже. По взгляду, мельком брошенному из-под шапки, Косырев схватил точно: Нетупский не думал так, но очень хотел, чтобы Косырев подумал, что он так думает. Не трогай, ударит током. Евстигнеев нахмурился чему-то. Сергей скрестил, глядя в пол, руки, длинные ресницы затеняли глаза...

Нетупский открыл дверь, и на повороте с золотой оправы очков, которые забыл снять, сверкнули лучики. Евстигнеев взглядом проводил борцовские ниспадающие плечи. Дверь закрылась, загудел лифт. Все трое слушали, как он спускается в шахту. Смолкло.

— Тот?..—спросил Евстигнеев. — Что это — четки? Муть какая-то. Но вообще — силе-он. Проницателен по-своему, у таких разработана техника. И привык ловчить. Тебя — не обловчит?

Косырев ботинком поправил задравшийся край коврика.

— Знавал подобных, — Евстигнеев назидательно поднял палец. — У меня, брат, такое чутье... Анонимку все ж таки — не он?